Живи и радуйся - читать онлайн книгу. Автор: Лев Трутнев cтр.№ 90

Запах тальников слышался издали. Терпкий и острый он глушил все другие запахи, и сразу потянуло сыростью – в низине блеснула вода в обрамлении ивняковых зарослей.

Найдя кусты погуще, я стал рубить их молодые побеги и складывать на растянутую веревку. Мешали ошалелые комары, оводы, но кучка росла, тяжелела. Попробовав ее на вес в третий раз, я решил, что большего мне не унести, и скрутил прутья веревкой.

Недалеко, среди молодых берез и осин, виднелись небольшие бугры, заросшие бурьяном – остатки чьей-то заимки от доколхозного времени. Оттуда, пока я рубил ивняк, долетал пряный запах цветущей смородины. И заросли, и бугры манили своей таинственностью, и, взяв топор, я пошел туда, оставив вязку прутьев на поляне.

Раздвигая шелестящие стебли бурьянов, я забрел далеко и наткнулся на заброшенный колодец, до краев заполненный водой. Видно было уходящие в глубину венцы сруба, отраженные пятна облаков… Отвернувшись от грозного четырехугольного ока, я двинулся в гущу смородины. Одичавшая, она разрослась буйно и широко. Клейкие ее листья ароматно пахли. Я мял их пальцами и с удовольствием нюхал, продвигаясь в глубину зарослей. И вдруг откуда-то потянуло вонью. Подумав, что где-то в кустах лежит падаль, я хотел повернуть назад, но, сделав три-четыре шага, увидел небольшую выбитую полянку. На другом ее краю, под плотным кустом, темнела нора, похожая на пологую яму. Я подошел к ней и наклонился, заглядывая в темноту. Из ямы шибануло таким зловонием, что пришлось зажать нос. Я бы тут же и ушел, если бы не заметил подозрительного движения в норе. Что-то там мелькнуло, шевельнулось. Меня охватила оторопь. Крепче сжав топор, я присел на корточки и увидел в черной глубине белесых щенят, сбившихся в кучку. «Откуда здесь щенята? – промелькнула мысль, а рука уже тянулась в нору. – Лисятки?..» Схватив за шиворот ближнего щенка, я вынул его на свет. Он не визжал, не рычал, не скулил, а лишь изгибался всем телом, пытаясь вывернуться. Сунув звереныша назад, я насчитал их еще пять.

Где-то хрустнула ветка, и мне показалось, что кто-то остановился сзади. Мгновенный страх прошил все тело, холодная дрожь током прокатилась от затылка по спине. Резко оглянувшись, я увидел в двух шагах от себя большую серую собаку. Взгляд ее блестевших настороженных глаз на миг встретился с моим взглядом. «Волк!» – взрывом вспыхнула страшная догадка, и я бессознательно, падая, перекатился за куст, выставив перед собою топор. Но небо надо мной не заслонилось зверем. Сквозь переплетения веток я увидел, как волк сунулся в нору. Еще несколько раз, как попало, перекувырнувшись, царапая лицо и руки о ветки и бурьяны, я вскочил и, оглядываясь, кинулся прочь из плотных зарослей.

Лишь на поляне, увидев синее небо и залитые солнцем березы, я остановился, хватая ртом горячий воздух. Правая рука, сжимавшая топор, занемела, и я перекинул его в левую, поняв, что теперь волк на меня не бросится. Не спуская глаз с зарослей, я трусцой побежал к вязанке прутьев и, шустро подняв ее, оглядываясь, как мог, заспешил к деревне. И чем дальше оставались тальники, тем спокойнее становилось у меня на душе. Уже и не верилось, что волк был рядом. Не показалось ли?

– Вот те возьми, где устроились! – удивился дед, выслушав мой торопливый рассказ. – Под боком у деревни! Беги к заготовителю, а то волчица перетащит щенят в другое место…

Степин взял новенькую одностволку, как он сказал – казенную, кинул в телегу топор, лопату и мешок и крикнул мне:

– Поедем! Быстрей!..

Он так гнал лошадь, что телега прыгала на кочках, подбрасывая и меня, и даже думать было невозможно, не то что говорить. До ивняков мы доехали быстро, и заготовитель, привязав лошадь к березке, заторопился:

– Бери топор и лопату! Скорее! – Схватив ружье, Степин устремился к буграм: место это он знал не хуже меня, а то и лучше и точно ориентировался. С непонятной тоской двигался я за ним, держа топор наготове.

Снова запахло звериным духом, падалью, и мы вышли к логову.

– Карауль! – приказал заготовитель и, сунув мне ружье, запустил лопату в черное отверстие норы. Раздались какие-то звуки, не то визг, не то урчание. Он нагнулся, вытянул за лапы одного волчонка и ударил головой о лопату.

Темнота полыхнула перед глазами, колючий озноб прошел по хребту, и пока я приходил в себя, заготовитель и второго волчонка убил таким же способом. Наполовину скрывшись в норе, он шарил там, а я, потрясенный злой жестокостью, старался не глядеть на волчат с окровавленными головами.

– Ты же говорил шесть. – Степин полез из норы. – А где они?

Я молчал, не понимая его.

– Унесла, сука! Успела! – отряхнув ладонь о колено, Степин вырвал у меня из рук мешок и покидал туда мертвых волчат. – Ну вот что, будем искать новое логово, перепрятала она их…

Но я, плохо слушая Степина, жалел, что рассказал ему про свою находку. Меня жгла жалость к маленьким, так зверски убитым волчатам…

2

К концу месяца дед собрал мне небольшую косу. Полотно для неё он нашел где-то в сарае, из старых еще запасов, а на черенок взял высушенный до костяной твердости березовый шестик.

– Вот, Ленька, – показывая мне косу, с теплинкой в голосе, говорил дед, – твоя будет лет на пять, пока не станешь осиливать большую литовку. Отобью лезвие на бабке и будет резать траву, что бритва. Полотно-то у неё еще с царских времен, из особенной стали, не то что теперь. Видишь вон на пятке выбитый двуглавый орел? Это царский герб…

Мне было радостно: и оттого, что дед, сделал мне косу и считает меня доросшим до настоящего косаря; и оттого, что коса особенная, царская; хотелось и показать себя в серьезной работе и помочь деду наравне со взрослыми.

– Как разрешат покос, – дед с улыбкой поглядывал на меня, – так мы с тобой и подадимся на луга. Тяжеловато будет – да на корову с овцами все равно набьем. Копен сорок поставим, а ближе к осени начнем сено на тележке домой перевозить…

Я прикидывал в уме: «Это сколько же нам с дедом предстояло работы! Справимся ли? Матушка и Шура не в счет – они в колхозе. Кто их отпустит на свою работу… Еще и дрова на зиму надо заготавливать. А там школа…»

Тревоги, тревоги. Сердечный надрыв.

* * *

Недели через две-три после того разговора, началась сенокосная страда, и колхозное руководство выгнало на заготовку сена всех, кто мог работать, включая школьников. Меня дед не пустил. Разговаривая с Разуваевым обо мне, он пояснил:

– У меня обе дочери работают в колхозе без отпусков, а этот пусть мне помогает. Один я не управлюсь со своим сенокосом.

– Все о себе печетесь, – Разуваев поджимал и без того тонкие губы, – а общее, значит, пусть под откос идет.

– Не больно велика потеря без моего внука, а вот нам, если останемся без коровы, придется «матушку репку петь».

– А, хрен с вами! – Разуваев отмахнулся и хлестанул жеребца плеткой.

* * *

В день-два я освоился с косой и, следуя за дедом, стал выводить более-менее ровные рядки без огрехов и земляных выхватов.