Живи и радуйся - читать онлайн книгу. Автор: Лев Трутнев cтр.№ 128

Еще бо́льшая темень всосала меня в сухое нутро бани, и закачался перед глазами маленький, едва приметный квадратик окошечка. Шушукающие звуки вплелись в тонкий звон в моих ушах, осязаемо заколыхался застоялый воздух, ощупывая лицо, шею… Под шапкой стыло колыхнулись волосы. Вот сейчас! Вот они – приведения! Тонко звякнул жестяной таз: то ли от моего нечаянного прикосновения, то ли отчего-то еще, непонятного. Зашелестел листьями старый, не совсем обтрепанный веник на полке, жутковато кто-то снова вздохнул возле каменки. Рука моя, словно ожидая чьего-то прикосновения, потянулась к окошку, на котором должны были быть спички. Мои действия и мысли были совершенно безотчетны, задавленные потайной жутью. Но шли мгновения, а меня никто не терзал, не тянул в черноту сливной ямы под полком или за каменку, не жег горло мертвой хваткой. Лишь сердце мое корючилось в паническом трепете, испытывая тяжкие муки. Шебаркнули в коробке спички, и оторопь, сковавшая все мое тело, поплыла вниз, в пропахший сыростью пол, и едва я ощутил запахи, как будто разомкнулось что-то в груди. Душа моя стряхнула вцепившейся в нее страх, и тепло стало вливаться в меня от шеи до пят, и, достав спичку, я чиркнул ею о коробок. Но пламя, вспыхнув маленьким взрывом, неудержалось, будто задуваемое кем-то в стоячем воздухе, и какие-то тени поползли по закопченным стенам, и снова спина похолодела от ощущения того, что кто-то стоит сзади, у закрытых дверей, и сто́ит повернуться, как вся эта прятавшаяся по углам и стенам жуть навалится на меня, высасывая плоть. Но живительные силы в душе набирали мощь, гасили пронзительность навязчивых видений, и вторая спичка загорелась устойчивее. Слабый ее огонек осветил пустое, спящее нутро бани: веник на полке, жестяной таз в углу, на скамейке, угловатые кирпичи на каменке… К самому окошку потянул я этот трепет тепла и света, и когда он потух, резко развернулся к двери. Ощущение того, что меня хватают за полы тужурки, рукава было до того сильным, что я готов был поверить в ту реальность, так же как в шумы и вздохи за спиной.

С силой я захлопнул за собой двери, в каком-то беспамятстве вымахнул по скользскому уклону наверх, на бугорок межи, по которой тянулась тропинка, и хватанув широко открытым ртом пробивного осеннего ветра, отрезвел до глубокой ясности, устало передвигая ноги по голой и скользкой тропинке. Легко, светло и умиротворенно устоялась душа, с мягким спокойствием билось сердце, и тело неслось с привычной легкостью. Но не копилась во мне ни жажда хвастовства, ни чувство гордости, ни нечто иное, подобное им. Наоборот, я понял, что пережил что-то особенное, перешагнул тот психологический рубеж, который иному человеку не удается перейти в течение всей жизни.

– Видели, видели, – встретила меня Нина восхищенным взглядом. – Молодец! Я бы, наверно, умерла…

Они уже сидели за столом и потягивали из кружек горячий чай.

– На, погрейся, да проводи меня до дома. У вас приткнуться не на что, а одна я боюсь, поздно…

Вера глянула на нее с неодобрением и покачала головой. А я, потягивая сладкий чай, вкус которого давным-давно не ощущал, не обратил особого внимания ни на просьбу Нины, ни на укоризну хозяйки. Подумалось, велико ли дело снова пройтись тем же путем через огород до задворок дома молодой женщины, так щедро угостившей нас, да еще в день ее рождения – интригующе и нужно. Лишь когда я стал одеваться, хозяйка с холодностью в голосе спросила:

– Ночевать-то вернешься, а то на задвижку закроюсь?

Неловко мне стало, тягость стыда накатилась, и едва сдерживая голос, я ответил:

– Куда я денусь. – Но намек был понят и за ним потянулись несуразные мысли, едкая горечь неловкости. Будто меня уличили во лжи или того хуже. Но хода назад не было: слова сказаны, дело затеяно.

– Это как получится, – зубоскалила Нина, обуваясь, то и дело хватая меня за руку, чтобы удержать равновесие. – Надо же когда-то и парню обкатываться с нашим полом, а то закиснет.

– Зелен еще, – гнала недовольство Вера, – не дозрел.

– А это мы проверим, – дурачилась Нина. – На семнадцать перевалило – считай полмужика…

Эта их полусерьезная, полушутливая переговорка травила душу, жгла постыдные мысли. Молча вышмыгнул я за дверь в ту, уже знакомую ветряную темень и остановился на крыльце, дожидаясь Нину.

Веселый ее голос прозвенел в полуоткрытой двери, и вот она, пахнущая чудными духами, игривая и хваткая. Она сразу сунулась мне под руку.

– Ой, как темно! Глаз коли. Как же мы пойдем?

Придерживая Нину под бок, я нащупал сапогом ступеньки и сошел на землю. Нина, цепляясь за меня, потянулась следом. Снова доски забора, калитка, скользкая тропа, и все это время Нина почти без остановки балагурила о том о сем, то расспрашивая меня, то рассказывая о себе, прячась от ветра за моим плечом и почти касаясь его головой. И от мягкого веселого голоса молодой женщины, от ее доверчивой близости сам себе я казался большим, повзрослевшим, серьезным и готов был защитить Нину от кого угодно. Чувство превосходства, благодарности за признание этого превосходства, вливало в меня такую силу, такую уверенность, что сломать ее могло лишь нечто невообразимое. Впервые так близко, грея мою руку своей рукой, шла подле меня красивая женщина, увидевшая во мне надежную защиту, впервые признавшая не мальчика-подростка, а повзрослевшего парня, способного хоть как-то угодить женщине. И от этих мыслей я будто расширялся во все стороны, чувствуя тугую упругость мышц. Я ощущал это всем своим молодым и здоровым телом, и теперь не страшны мне были доморощенные хулиганы, что когда-то пытались покуражиться над деревенским пацаном или подобные им. По уверению своего добровольного тренера, теперь я мог одним ударом в челюсть свалить любого человека. Да и кое-какую тактику кулачного боя я неплохо освоил. Иногда даже Виктор проигрывал мне в нашем самодеятельном ринге и пророчил мне заметное боксерское будущее.

Из всего вала Нининых слов я понял, что она работает на маслозаводе бухгалтером, закончила сельхозтехникум, была замужем за однокурсником в городе, но семьи не получилось, что живет с матерью, изредка ходит в кино и на танцы в районный клуб, но подходящего ухажера подцепить не удается…

За тем разговором, в густой темноте, смазывающей все воедино и еле-еле отдающей нам свои владения, в зябком поеживании, проплыла мимо сутулая баня, и мы жались друг к другу, прячась от ветра, пока я ловил запахи духов и одежды, теплого тела в опьяняющем волнении, близко затемнел гребнем задник Нининой ограды, и я остановился, загораживаясь от сквозняка.

– Пошли, пошли! – потянула меня Нина. – У нас замок капризный – поможешь открыть. – Она уверенно нашла калитку на задворки и так же уверенно протянула меня за руку через ограду непробивной темности, в которой я ничего не разглядел, ощущая в своей ладони горячую ладонь Нины.

– Вот сюда, сюда, – командовала она. – Тут крыльцо, не оступись.

И почему-то подчиняясь ей, чувствуя какую-то ее превосходящую волю, я делал все так, как она говорила.

Замок открылся сразу же, но удивление мое по этому поводу промелькнуло мимолетно, без задержки в сознании – не тот момент был.