На этот раз сознание возвращалось медленно, неспешно – как всегда после длительного отсутствия. Зрение почему-то показывало длинноволновой диапазон. Там не было ничего, кроме неподвижных теней высотой до неба, полного белёсой ряби. Потом подключилось тепловидение. В поле зрения расплылось зелёно-голубое, где-то слева вспухло красное, горячее. Смотреть на него было издалека долго.
Тут наконец вернулись осязание и слух. Он лежал на левом боку, под ним было что-то мягкое, а сверху – тёплое. Вблизи веяло жаром, шуршал и потрескивал огонь и тихо звенели струны – кто-то играл на педобирской балалайке, напевая незнакомую песню.
– Солнышко-хуёлнышко, – у певца был высокий баритон, довольно приятный, – реченька-хуеченька, травушка-хуявушка – очень хорошо…
Баз принюхался. Пахло дымом, старой кожей, бумагой, салом и электричеством. Не хватало одного – запаха хозяина дома. Невидимый голос не пах никак. Поэнергичнее втянув воздух, кот различил что-то вроде очень слабого аромата, который мог бы исходить от кого-то живого, скорее тушняка, нежели доширака. Кем бы ни был таинственный певец, он был сделан из мяса. Увы, это было всё.
– Действице-хуействице, жизнюшка-хуизнюшка, счастьице-хуястьице – очень хорошо… – звенели струны.
Кот вытянул хвост и тут же ощутил что-то неприятное ниже крестца – как будто там застряла льдинка. Он осторожно подвигал ягодичными мышцами. Льдинка не исчезла и даже стала как будто больше и ощутимо холоднее. Ощущение было, будто в задницу засунута сосулька. Базилио несколько раз сжал сфинктер. Нет, ничего не мешало, и тем не менее мёртвый холодок под хвостом никуда не делся.
– Душенька-хуюшенька, правдушка-хуявдушка, боженька-хуёженька – о-очень хорошо… – на этот раз певец как-то особенно поднажал на «о»: похоже, он и в самом деле считал всё перечисленное очень хорошим и щедро делился обретённым пониманием.
– Фубля, – прошептал Базилио, пробуя голос. С голосом было что-то не совсем то, но не то чтобы фатально.
На всякий случай он попытался включить навигационную систему. Тут же у него закружилась голова: система показывала, что север где-то под ногами, восток южнее, а сам он находится в десяти километрах над уровнем моря. Широту и долготу кот смотреть побоялся.
– Сангхушка-хуянхушка, дхармушка-хуярмушка, Буддушка-хуюддушка – очень хорошо! – певец оборвал песню резким аккордом, сделал паузу, потом добавил короткий наигрыш – «пап-паба – пабада́м, пам-пам».
– Пить, – попросил кот, с усилием сводя зрение к видимому спектру.
– А смысл? – осведомился голос.
– Не надо. Пить, – снова попросил кот.
– Правильная постановка вопроса. Сейчас… – что-то звякнуло, потом зашипело так, как будто гусю свернули горло.
Кот тем временем сел, свёл зрение до видимого спектра и стал осматриваться.
Первое, что он увидел – свет, спокойно льющийся из высокого окна. Занавеси были раздвинуты, и можно было видеть ветви в тяжёлых снежных шубах и презрительно синеющее небо. Слева виднелась застеклённая дверь, ведущая, сколько можно было видеть, на двор – просвечивало крыльцо, почерневшая доска, угол какого-то сарайчика. С окном и дверью было что-то не так, но кот не мог понять, что именно.
Он покрутил головой и увидел, что сидит на старинной тахте с ватным одеялом и тощей, продавленной подушкой. Над тахтой висел вытертый коврик с оленями у водопоя. Странным образом тепло и запах дымка шли как раз от ковра.
Сбоку стояла тумбочка – нет, пожалуй, тумба. На ней – склянка тёмного стекла, в которой доживала свой век огромная, багровая в черноту, роза.
Потом в поле зрения вплыл стол. Стол был хорош, даже живописен. Посреди него царил-возвышался белоснежный, как сугроб, кусок сала, пронзённый ножом с серебристой рукояткой. Коту показалось, что нож этот он уже где-то видел. Рядом дожидались едоков полбуханки черняшки, банка поняшьей сгущёнки и огромный кривой огурец. В некотором отдалении стояла глиняная тарелка с разной зеленью, дальше – банка с помидорами. Водки не было, и её отсутствие ощущалось почти физически.
Правый угол помещения закрывала ширма из розово-серой рисовой бумаги. Из-за ширмы робко выглядывал складной подрамник. С потолка свисала хрустальная люстра без лампочек.
– Так как насчёт выпить? – снова тот же баритон. Кот повернул голову и увидел наконец хозяина дома.
Это был типичный хомосапый: невысокий, с седым ёжиком волос, закутанный в махровый халат. Он сидел в кресле-качалке, удобно устроив короткие ручки на подлокотниках. Глаза его закрывали чёрные солнцезащитные очки. Вторая пара очков – узенькие, с длинными золотыми дужками, – балансировала на самом кончике носа. Конструкция показалась коту вычурной. Но, судя по всему, хозяину дома она не доставляла особенных неудобств. Во всяком случае, на лице его если что и отражалось, так это спокойное, уверенное самодовольство.
Незнакомец поднял руку, и кот увидел невесть откуда взявшийся – его не было, буквально секунду назад не было – высокий бокал с золотистой жидкостью, прошитой изнутри белыми струйками салютующей пены.
– Шампанское – единственный напиток, который можно пить по утрам, – с удовольствием сообщил очкастый. – Можно пить – и нужно пить! Или, может, валерьяночки?
– Лучше шампанского, валерьянку не употребляю, – быстро сказал кот, наркоты избегавший.
– Ну как знаете. Да вы берите, берите бокальчик. Вон там, слева.
Кот повернулся и увидел, что вместо банки с розой на тумбочке стоит такой же бокал, с кружевной шапочкой пены наверху. Над ним клубился, щекоча ноздри, аромат виноградного вина и углекислоты.
– Благодарю, – вежливо сказал Базилио, взял бокал и осторожно пригубил. Вино оказалось очень сухим и каким-то звонким на вкус.
– Что-то вроде Айала Зеро Дозаж, вы не находите? – спросил хозяин. – Побочный результат моих экспериментов с зобной железой кровососа. Утренняя дойка обычно самая удачная. Сейчас экспериментирую с коньячными породами… Да, пора бы представиться. Зовут меня Дуремар Олегович Айболит, также известен как Болотный Доктор. Считайте, что я хомо или что-то вроде того. Будучи буддистом, я иногда в этом сомневаюсь, но это мои проблемы. Разрешите также узнать ваше первое имя и основу. То есть я всё это, конечно, знаю. Но тут уж извините: люблю формальности.
– Базилио, Электрический Кот, – представился кот и фыркнул: загадочный хозяин вдруг начал пахнуть, резко, как будто включили рубильник. Запах был сложный и крайне любопытный – такую смесь одорантов коту вдыхать ещё не доводилось. Впечатление было, будто у хозяина одни органы старше других, ну или проходили ребилдинг по отдельности. Как это возможно, кот не понимал.
– Всё правильно, – заключил Болотник и с удовлетворённым видом отпил шампанского. – Ну что ж. Не хотелось бы начинать знакомство с извинений. Увы, в данном случае они неизбежны. Вы, наверное, уже не раз мысленно упрекали меня в том, что я не выходил с вами на рандеву. Но есть нюанс. Я предпочитаю общаться с кем бы то ни было у себя дома, а с незнакомцами – только у себя дома. Это мой обычай, я от него не отступаю. А попасть ко мне домой кому-то постороннему можно только с какой-то проблемой. Как правило – травмой, болезнью, ещё чем-то таким. Это условие поставил не я, и отменить я его не могу. Поэтому я ждал, пока с вами что-то случится, чтобы своевременно прийти на помощь. К сожалению, вы оказались слишком хороши. Обломинго стала для меня полной неожиданностью.