Конец парада. Каждому свое - читать онлайн книгу. Автор: Форд Мэдокс cтр.№ 12

— Подождите-ка, а ведь вы нарушаете тайну исповеди! — заметила миссис Титженс. — Точно такие же слова я слышала из уст Тотти Чарльз. Она три месяца пыталась так жить, пока Фредди Чарльз был в Мадейре. Она рассказывала ровно то же самое, и даже теми же словами — «у билетной кассы», «до безумия скучно». Да даже «поворотный момент»! Только Тотти Чарльз вставляет это выражение через каждые два слова. Нам больше нравится «переломный момент». По-моему, в этой фразе куда больше смысла.

— Разумеется, я вовсе не нарушаю тайны исповеди, — мягко возразил отец Консетт.

— Ну конечно, не нарушаете! — запальчиво воскликнула Сильвия. — Вы — человек порядочный, знаток человеческих душ, и вы видите нас насквозь!

— Ну, насквозь-то вряд ли, — сказал отец Консетт. — Иначе разглядел бы и добродетели, которые прячутся в недрах ваших душ.

— Благодарю за комплимент, — сказала Сильвия. А потом поспешно добавила: — Погодите-ка, так вы уехали в эту глушь из-за нас? Из-за того, что разглядели в нас, будущих матерях Англии, у мисс Лампетер? Из отвращения и отчаяния?

— Давайте без лишнего драматизма, — попросил отец Консетт. — Положим, мне хотелось перемен. Я не чувствовал, что от меня есть толк.

— О, вы сделали для нас все возможное, учитывая, что мисс Лампетер вечно была не в себе, а французские гувернантки оказались злыми как черти.

— Ты это все уже говорила, — вставила миссис Саттертуэйт. — Однако этот пансион считался лучшим в Англии. Уж о стоимости обучения там я знаю не понаслышке!

— Ну, значит, дело в нашей развращенности, — заключила Сильвия, а потом спросила у отца Консетта: — Ведь мы же были развратницами, правда?

— Не знаю. Не думаю, что вы были — и остаетесь — хуже собственной матери или бабушки, или римских патрицианок, или жриц богини Аштарот ^[8]. Видимо, у нас должен быть правящий класс, а правящий класс подвержен определенным страстям.

— Кто такая Аштарот? — спросила Сильвия. — Астарта? — А после задала новый вопрос: — Отец, скажите с высоты своего жизненного опыта, фабричные девушки из Ливерпуля или из еще какой глуши и впрямь лучше нас, тех, кого вы опекаете вот уже столько лет?

— Астарта Сирийская была властной дьяволицей. Кое-кто считает, что она жива до сих пор. Не знаю, стоит ли этому верить.

— Ну ладно, довольно о ней, — сказала Сильвия.

Отец Консетт кивнул.

— Вы общались с миссис Профумо? — спросил он. — И с этим мерзавцем... как его имя?

— Вас это удивляет? — спросила Сильвия. — Должна признать, отношения были непростыми... Впрочем, с ними покончено. Отныне я доверяю только миссис Вандердекен. И конечно же Фрейду.

Священник кивнул и сказал:

— Конечно! Конечно...

Но миссис Саттертуэйт вдруг с необычайной живостью воскликнула:

— Сильвия Титженс, делай и читай, что тебе вздумается, но если ты еще хоть слово скажешь той женщине, не смей больше со мной заговаривать!

Сильвия растянулась на диване. Она широко распахнула карие глаза и медленно опустила ресницы.

— Я уже говорила, что мне не нравится, когда о моих друзьях дурно отзываются. Юнис Вандердекен — оклеветанная женщина. Она замечательный друг, — заявила Сильвия.

— Она русская шпионка! — заявила миссис Саттертуэйт.

— У нее русская бабушка, — сказала Сильвия. — Да даже если и так, какая разница? Она всегда мне рада... Слушайте, вы оба. Когда я сюда входила, я подумала: «Судя по всему, эта парочка не на шутку распереживалась за меня». Я знала, что вы злитесь на меня сильнее, чем я того заслуживаю. И я пообещала себе, что выслушаю все ваши нравоучения, даже если вы будете читать мне нотации до самого утра. И я выслушаю. Это моя искупительная жертва. Вот только не смейте клеветать на моих друзей.

Священник и мать замолчали. Из-за окна полутемной комнаты слышался тихий, царапающий шорох.

— Слышите? — обратился священник к миссис Саттертуэйт.

— Это ветки, — ответила та.

— Но ведь ярдов на десять вокруг нет ни одного дерева, — заметил отец Консетт. — Думаю, все дело в летучих мышах.

— Я же просила вас не напоминать о них, — поежившись, сказала миссис Саттертуэйт.

— Не знаю, о чем вы оба. Видимо, опять эти ваши суеверия, — заметила Сильвия. — Мамина голова ими просто набита.

— Я и не говорю, что сюда стучится сам сатана, — сказал священник. — Но нам стоит всегда помнить о том, что он и впрямь постоянно стучится в наши души. А здесь особое место. Это необычные чащи. — Он внезапно повернулся и указал на темную стену: — Кто, как не язычник, одержимый дьяволом, счел бы эту картину украшением? — Он указывал на большую, грубо нарисованную картину с изображением умирающего кабана в натуральную величину, с перерезанным горлом, истекающего алой кровью. Предсмертные муки других зверей скрывали тени.

— Охота! — прошипел священник. — Чем не бесовское действо!

— Возможно, вы и правы, — согласилась Сильвия.

Миссис Саттертуэйт поспешно перекрестилась. В комнате вновь повисла тишина.

Наконец Сильвия сказала:

— Если вы закончили говорить, теперь мой черед. Начнем с того, что... — Тут она замолчала, выпрямилась и прислушалась к шороху за окном. — Начнем с того, что вы пощадили меня и не стали рассказывать, что станет со мной с годами, — с жаром начала она. — Мне все это известно. Такие, как я, сильно худеют, у них портится цвет лица, зубы искривляются. И становится скучно. Да, знаю, человеку становится скучно... скучно... скучно! Уж о скуке вы мне ничего нового не сообщите. Мне тридцать. Я знаю, что меня ждет. Отец, вы бы с радостью мне сказали, если бы только не боялись навредить своей репутации мудреца, вы бы с радостью мне сказали, что можно спастись от скуки и кривых зубов любовью к супругу и ребенку. Эдакий семейный фокус! И я верю в это! Очень даже верю. Вот только мужа своего я ненавижу... и ненавижу... ненавижу своего сына.

Она замолчала, ожидая перепуганных и неодобрительных возгласов от священника. Но тот молчал.

— Только подумайте о том, сколько бед принес мне этот ребенок, — сказала Сильвия. — Подумайте о родовых муках, о страхе смерти.

— Ну конечно же, — согласился священник. — Женщины рожают детей в ужасных муках.

— Как по мне, — продолжила миссис Титженс, — говорить о таком не подобает. Вы ведь... спасли девушку из пучины греха и заставляете рассказать о нем. Само собой, один из вас — священник, вторая — мать, мы — en famille ^[9], однако же сестра Мария из монастыря учила так: «В семейной жизни носи бархатные перчатки». Кажется, сейчас мы их сняли.