Магам можно все - читать онлайн книгу. Автор: Марина и Сергей Дяченко cтр.№ 7

Я поморщился.

…Нам было лет по тринадцать, отец Ила пребывал в отъезде, а потому нам удалось удрать на ночную рыбалку. Ни до какой рыбы дело, разумеется, не дошло — мы всю ночь купались, жарили мясо на вертеле, пили пиво и дурачились, а под утро я разродился фейерверком.

В окрестных селах до сих пор живы легенды об этом зрелище. Я выложился весь — запустил в небо все мое представление о свободе, силе и красоте; я ужасно гордился тем, что вышло, и жалел только, что этого не видит отец. Ил был потрясен моим искусством до глубины души — его наивная радость так рассмешила меня, что последний уголек я запустил баронету в штаны.

…Мы рассорились на всю жизнь. Со слезами на глазах Ил обзывал меня скотиной, самовлюбленным поганым колдуненком; я пожал плечами и, насвистывая, пошел домой.

По дороге мне встретился колодец.

Наверное, сама судьба отомстила мне. Потому что когда, вопя на все голоса и наслаждаясь эхом, я наклонился над срубом особенно сильно — ноги мои соскользнули с влажного от росы камня, и я кувыркнулся в черную бездну.

Эхо подхватило теперь уже нешуточный вопль.

Упал я относительно удачно — по крайней мере, шею не сломал и сознания не утратил, а значит, и оптимизма не потерял. При мне были мои заклинания — я мог сдернуть цепь, закрепленную на вороте, мог подняться, как муха, по отвесной стене, мог, в случае неудачи, призвать людей себе на помощь…

Вот тут мне аукнулся фейерверк. Оказалось, что сил, необходимых для даже для самого слабого заклинания, у меня не осталось.

И вот когда я понял это — наступила одна из главных минут моей жизни. Жизни наследственного мага тринадцати лет, баловня судьбы, убежденного, что мир существует только для него.

Холод. Темнота. Ужас смерти.

Мне предстояло барахтаться в ледяной воде, пока какая-нибудь ранняя хозяюшка не соберется набрать водицы, а до этого, по самым оптимистичным расчетам, оставалось часа три; тем временем начались судороги. Плавал я изрядно, но холодная глубина колодца, казалось, засасывала меня, а ухватиться за склизкие стенки не было возможности — руки срывались, ногти обламывались. Охваченный болью и паникой, я принялся вопить что есть мочи — орать, надсаживая горло, из последних сил звать на помощь, и мои крики то и дело переходили в бульканье…

Кто меня услышал? Конечно, Ил де Ятер, тринадцатилетний Ил, которому я полчаса назад подпустил огоньку в штаны.

Когда я увидел человеческое лицо над собой — моя радость была столь же неистова, как и сокрушительно было последовавшее за тем разочарование. Я узнал недавнего дружка; я ждал, что он скажет ехидным голосом: что, допрыгался, колдуненок? Ты побарахтайся, а я посмотрю, как ты тонешь, ладно?

Я знал, что он что-то подобное скажет. Потому что сам на его месте сказал бы именно так.

— Сейчас, — хрипло сказал Ил, над которым я и до этого издевался часто и с удовольствием. — Держись, только держись, я цепь сброшу…

Я тонул.

Цепь упала рядом — но я не мог уже подтянуться. Все, что я мог — схватиться за нее зубами, оставив ноздри над водой.

— Я спускаюсь… Я спускаюсь, Хорт…

Ржавая цепь не была приспособлена для того, чтобы выдерживать вес упитанного тринадцатилетнего подростка, каким был молодой Ятер. Тяжелое дыхание моего дружка заполнило собой колодец; на меня стали падать комочки глины с его ботинок.

Металл был соленый, с привкусом крови. Этот привкус я запомнил на всю жизнь.

Ил окунулся в воду рядом со мной. Его пояс врезался мне в подмышки; привязав меня, Ил стал подниматься, теперь на меня падали холодные капли, и тяжелое дыхание то и дело срывалось в приглушенный стон…

Потом цепь перестала дергаться, и завизжал ворот. Ил был сильным мальчиком, а я, по счастью, был тощ. Ему удалось вытащить мое окоченевшее размокшее тело.

Все это я помнил уже урывками.

Фонарь в его руках. Лицо, освещенное этим фонарем, окровавленные ладони, испуганные, участливые глаза:

— Ты живой?..

Те же самые глаза смотрели сейчас с лица молодого самодура, грозного барона Ятера:

— Помнишь?

— Помню, — сказал я, откидываясь на спинку кресла.

…Говорят, в некоторых семьях до сих пор чтят Закон Весов. То есть дикарскую традицию прежних времен — когда человек, чью жизнь спасли, шел ко спасителю едва ли не в рабство, покуда не представится возможность поквитаться… Странно жили наши предки. И удивительно, что, подчиняясь столь глупым традициям, они не только выжили, но и потомков наплодили… Это что же получается — с тринадцати лет я, наследственный внестепенной, оказался бы должником какого-то провинциального барончика?

— Я все помню, Ил…

Свирепое лицо моего собеседника сделалось по-собачьи просящим:

— Ну?..

— Я все помню… Но я не возьмусь. Извини.

Бешеный белый взгляд был мне ответом.

* * *

ЗАДАЧА № 69: Маг первой степени отправляет послание на расстояние 1000 км. На какое расстояние отправит такое же послание маг второй степени, при условии что энергозатраты обоих на почтовое заклинание одинаковы?

* * *

Вот уже два года прошло с тех пор, как я отпустил последнего слугу — дом, двор и огород обслуживали меня без посторонней помощи. Сложную систему заклинаний наложил по моему заказу один очень хороший назначенный маг — не потому, что я не справился, а потому, что бытовыми проблемами должен заниматься специалист; таким образом я избавлен был от необходимости самостоятельно стаскивать сапоги — и в то же время получил возможность проводить жизнь в благородном одиночестве.

Часа два после ухода Ятера я сидел в гостиной, играл светильниками, имитируя фейерверк, и пил холодную воду.

Терять друзей неприятно. Даже когда они не друзья давно, а просто хорошие знакомые, и даже если прекрасно понимаешь, что иного выхода нет. Я не мог не отказать Илу, но вряд ли молодой самодур когда-нибудь поймет мою правоту.

Это здесь, в провинции, я исполняю функцию великого и ужасного, и округа трепещет при звуке моего имени. Правильно трепещет; мир же — как мы знаем из географии — широк, в мире водится много всякого… не будем упоминать ночью, и требовать от меня, чтобы я лез с рогатиной в чужое гнездо — глупо, я же не самоистязатель.

Уходя, Ил отпустил едкое замечание по поводу моих магических способностей. Он походил при этом на развратную бабу, которая всякое целомудрие принимает за мужскую несостоятельность…

Около четырех часов утра я собрался, наконец, спать. Поднялся наверх, но по дороге в спальню забрел еще и в кабинет — и, как выяснилось, не случайно.

Стекло дрожало. В окно били будто мокрой тряпкой. Множеством тряпок — тяжелых, настойчивых; я не сразу понял, в чем дело, а поняв, поспешил распахнуть и окно, и шторы. Как долго они уже бьются?!