На пике века. Исповедь одержимой искусством - читать онлайн книгу. Автор: Пегги Гуггенхайм cтр.№ 68

После этого мне следовало бы самой уехать из Парижа. Немцы стремительно приближались, но я не могла заставить себя уехать от моего нового друга Билла. Уже два месяца я проводила с ним каждый вечер. Мы сидели в кафе и пили шампанское. Сейчас немыслимо думать о том, как по-идиотски мы вели себя, когда вокруг нас было так много страдания. В Париж один за другим приходили поезда, полные несчастных беженцев и тел тех, кого расстреляли из пулеметов по дороге. Я не могу понять, почему я не помогала этим бедным людям. Но я просто не помогала; вместо этого я пила шампанское с Биллом. В последний момент закончился срок действия моей визы, и когда я попыталась получить новую, мне отказали. Мне до этого приснилось, что я осталась заперта в Париже. Когда я узнала, что не могу уехать, я вспомнила этот сон и ужасно испугалась. Немцы приближались с каждой минутой. Все мои друзья уехали. Билл решил остаться, потому что его жена была слишком больна для переезда.

В конце концов за три дня до того, как немцы вошли в Париж, мне удалось сбежать вместе с Нелли и двумя персидскими котами. Я уехала на «тальботе» и имела в достатке бензина: я уже несколько недель копила его в бидонах на своей террасе. Мы выехали в Межев, как раз когда итальянцы объявили войну. К тому моменту мне уже не требовались документы, поскольку Париж переживал массовый исход порядка двух миллионов человек. Это было невообразимо. Вся дорога на Фонтенбло была в один ряд забита машинами, ползущими на первой скорости. Они двигались со скоростью миля в час, прижатые к земле всевозможной домашней утварью. В дороге всех окутало облаком черного дыма, выпущенного не то немцами, не то французами, и я так никогда не узнала, кто это сделал и почему. Нас покрыла сажа. Наконец я смогла съехать с основной магистрали и поехала объездными дорогами. Несколько часов я ехала свободно, потому что никто не двигался на восток. Все пытались попасть в Бордо. Меня несколько раз предупреждали, что на востоке я рискую встретить итальянскую армию. Я даже боялась, что полиция силой отправит меня обратно. Все же нам дали проехать, и, разумеется, мы не встретили никакой итальянской армии, поскольку та не смогла продвинуться вглубь Франции. По дороге нас нагнали чудовищные вести о капитуляции Парижа, а через несколько дней — о трагических условиях перемирия. От Франции осталось немного, но за эту малую часть мы отчаянно держались.

Как выяснилось, Лоуренс с детьми не собирался никуда ехать. Он не хотел испытывать на себе дорожные неурядицы. По мере продвижения немцев многие спасались бегством и в бегах сталкивались с неизвестностью, лишениями, голодом и бомбежками. После заключения перемирия никто не понял, что случилось с Францией. Все люди были в каком-то ступоре, как будто их ударили молотком по голове. Было очень грустно видеть Францию такой. Нам все еще хватало еды, но мы понимали, сколько ее отправляется в Германию. Мы оказались отрезаны от оккупированной Франции и толком не могли отправлять письма через границу. Правда, вскоре мы узнали, что за пять франков письмо можно доставить куда угодно, поэтому поддерживали связь с друзьями.

Дети были счастливы видеть меня, и я решила провести с ними лето в доме в Ле Верье на озере Анси. Пегин и Синдбад в своем нежном возрасте пятнадцати и семнадцати лет были по уши влюблены в брата и сестру по имени Эдгар и Ивон Кун. Сын особенно страдал от своей первой влюбленности, которая, к сожалению, оказалась не взаимна. Чтобы порадовать детей, я сняла дом прямо по соседству с их друзьями и в результате совсем их не видела. Они все время проводили с этой странной наполовину американской, наполовину французской семьей. Дети играли в теннис, купались, устраивали пикники и катались на мотоциклах в Анси. Они неохотно приходили домой поесть, после чего возвращались обратно к Кунам. В этом не было ничего удивительного, учитывая их влюбленность и тот факт, что я не могла им предложить ни теннисного корта, ни озера. Иногда я присоединялась к ним, но в целом старалась держаться подальше от этой безумной семейки, которая позже в самом деле оказалась таковой.

Вместе со мной жили Арп с женой и Нелли. Их волновало их будущее: они не могли вернуться в Медон, расположенный в оккупированной части Франции. Они были признаны врагами Гитлера, к тому же вся их собственность осталась в Медоне. Арп хотел поехать в Америку и открыть там новый Баухаус. Война держала его в большом страхе, поскольку до сих пор все его предсказания сбывались, а будущее он видел далеко не в радужном свете. Он был настроен категорически против Германии и даже не позволял нам слушать немецкую музыку. Если по радио начинал играть Моцарт или Бетховен, он немедленно выключал приемник. Арп родился в Эльзасе, но теперь был французом по имени Жан, отказавшись от своего старого имени, Ганс.

Летом я заскучала и стала каждые несколько недель красить волосы в разные цвета в качестве развлечения. Сначала я попробовала каштановый — самый близкий к натуральному, потом мне пришло в голову высветлить и покраситься в светло-рыжий, отчего я стала похожа на Дороти Холмс. Когда я вернулась домой из парикмахерской, Синдбад засмеялся, а Пегин расплакалась и заставила меня покраситься в черный, на котором я и остановилась. После долгого времени, проведенного в парикмахерской, я начала испытывать слабость к маленькому парикмахеру, который трудился над моей красотой. Перечитав Дэвида Лоуренса, я загорелась романтической идеей найти мужчину из более низкого класса, поэтому, когда у моего парикмахера выдавался выходной, я ехала с ним на автомобиле на природу. Он водил меня в чудесное бистро на танцы. Позже я привела туда Лоуренса, и мы устроили там вечеринку в честь дня рождения, но парикмахера на нее не позвали. По правде сказать, я его стыдилась и прятала нашу связь. Я проводила по несколько часов в салоне красоты вместе с Пегин, поскольку мои волосы не требовали долгих процедур. Она ни о чем не подозревала и считала, что он плохой парикмахер и я зря заставила ее сделать у него химическую завивку.

Вскоре все это мне надоело, и я захотела перемен. Выбора у меня было не много. Единственным другим мужчиной в округе был старый рыбак, который был похож на Бранкузи и явно испытывал ко мне симпатию. Он позволял нам с Нелли купаться с его плота, что считалось большой привилегией. Знакомство с ним спасало меня от общества Кунов. Еще недалеко от нас на вершине холма жил очаровательный гомосексуал. Однажды он заметил на номере нашего автомобиля буквы «GB» и оставил на нем записку, в которой приглашал нас к себе домой и называл себя другом всех британцев. Он оказался замечательным соседом и чудесно нас кормил. Мы покупали у него вкуснейшее вино из его виноградника.

Больше там не было никого, кроме мистера Куна и его шурина, который неожиданно вернулся домой, бежав из плена. Мы стали свидетелями трогательной сцены их воссоединения. Вся семья впала в экстаз, особенно миссис Кун, которая чуть не сошла с ума от радости. К нам тогда в гости приехал из Межева Лоуренс, и мы с ним тихо ушли в разгар семейного ликования. Как-то вечером я пришла к Кунам с расчетом отловить этого шурина, или l’oncle ^[45], как мы называли его с Нелли. Я привела его к нам домой на ужин. Следующим вечером, когда он уже уходил, к нам пришла миссис Кун, его сестра. Она спросила, не у нас ли ее брат. Я удивилась и, понимая, что надо соблюдать осторожность, ответила, что он давно ушел. В тот момент он услышал ее громкий голос и выпрыгнул из окна в сад, пока она его не заметила. Она обыскала весь дом, твердя, что не сможет заснуть, пока его не найдет. Она подняла ужасный шум и разбудила не только Арпов, но и детей и повара. На следующий день, когда мы купались на плоту рыбака, к нам заявился l’oncle и сказал, что нам больше нельзя видеться. Я заставила его поговорить со мной в его лодке, но он очень нервничал и быстро вернул меня обратно на берег. Больше я его не видела, хотя Синдбад неоднократно пытался привести его ко мне. Вместо него мне нанесла визит миссис Кун и предупредила меня, что ее брат — maquereau ^[46] и что она не позволит ему докучать мне. Я ответила, что уже достаточно взрослая и могу постоять за себя, а позже узнала от мистера Куна, что его жена уже проделывала подобное в аналогичной ситуации.