Возле балконной балюстрады стоял Гаэтан в шелковом халате и ночном колпаке на птичьей голове. Оттопырив мизинчик, он прихлебывал из чашечки тэй и невозмутимо следил за светопреставлением в холле.
— Доброе утро, — оглянулся он.
Не знаю, почему старик решил, будто у кого-то из нас утро доброе. Было очевидно, что у всего особняка оно выдалось исключительно плохим.
— Никто не пострадал? — резко спросил Доар и, глянув с балкона вниз, без преувеличений потерял дар речи.
В воздухе кружила пыль. С одной стороны холла рухнули леса, обнажив заново перетянутую серебристой тканью стену. Вместо входной двери зияла сквозная дыра. Дверь, конечно, никуда не исчезла, но выбитая чьим-то мощным ударом вывалилась на парадную лестницу. Испуганный народ таился кто где, даже бравые идэйцы.
— Что это? — прошептала я.
— Это, моя дорогая эсса, новый ремонт. — Гаэтан прихлебнул тэй. — Я вот думаю, коль случилась оказия,то купим ткани ручной работы? Все равно стены заново перетягивать.
— Хозяин! — донесся снизу страшный голос лакея.
— Эрл, почему вы прячетесь? — рявкнул Доар.
Послушный лакей появился в поле зрения. Перед собой он нес садовую метлу, большую, пушистую, словно пытался за ней спрятаться. Неожиданно бедняга пригнулся, прикрываясь садовым инструментом.
— Демон не дремлет! — заорал он и галопом бросился обратно в убежище.
— Какой еще демон? — начал терять терпение Доар.
С возрастающим недоумением я перевела взгляд к многокаскадной люстре. Цепляясь за нее задними лапами, на ободе головой вниз висела перемазанная в саже горгулья. Она с наслаҗдением отгрызала длинные, похожие на хрустальные стрелы подвески,и швыряла их на пол.
— Доар, — тихо позвала я, пытаясь указать на нашего домашнего питомца. — Οна не сбежала…
— Зачем выбили дверь? — не слыша, бранился Доар.
— Демона ловили! — крикнул снизу стражник-маг. Не оставалось сомнений, что oт неудачного магического удара не только вылетела дверь, но и рухнули леса.
А горгулья начала карабкаться выше, люстра дрожала, подвески истерично зазвенели. Зверушка ловко забиралась к крюку, на котором висела громадина. Медлить нельзя!
— Простите, мастер, — пробормотала я, забирая у Гаэтана из рук чашку.
— А? — Он удивленно покрутил в руках хрупкое фарфоровое блюдце.
Я выплеснула остатки тэя в воздух и махнула рукой, пoсылая ледяное заклятье. Капли отлетели к люстре,и хрустальная громадина начала стремительно покрываться темно- коричневым инеем.
— Аделис,ты рехнулась? — рявкнул Доар и, наконец, заметил детеныша, в панике ползущего к потолку.
Молниеносное замерзание сковало подвески, превратив их в острые сосульки, и задело горгулью. Шкодливая тварь покрылась твердыми чешуйками бжжгйжб и каменной фигуркой с грохотом сверзилась на пол. Тишина, последовавшая за устранением хулиганки, была по-настоящему монументальной. Народ не верил в избавление и не торопился вылезти из укрытий. Вдруг демон придет в себя, разозлится и кого-нибудь загрызет?
— А почему снег коричневый? — полюбопытствовал Гаэтан, первым прервав молчание.
— В цвет тэя, — осторожно объяснила я, боясь посмотреть в стoрону Доара. Даже на расстоянии чувствовалось, как он пышет недовольством.
И в этот момент, недоуменно озираясь,через порог перешагнул Якоб, как всегда с утра торопившийся на службу к дорогому хозяину. Вид разгромленного холла, обрушенных лесов и людей, старавшихся по возможности растаять в этом хаосе, заставил его оцепенеть.
— Светлых дней, риаты? — растерянно уточнил он и поднял голову к балкону. — В доме случился новый магический взрыв?
— Нет, Якоб, — рявкнул Доар. — В доме случилась эсхардская эсса, которая прогуливала занятия по практической магии!
— Из-за тебя, между прочим… — сквозь зубы процедила я.
— А потом у эссы случился домашний питомец — горгулья! — продолжил позорить меня Доар.
Якоб переводил растерянный взор с полуголого хозяина на полураздетую эссу,и я с трудом подавила желание заправить за ухо растрепанные волосы или оторвать пуговичку на рубашке. Было нėсложно догадаться, что секретарь в принципе не понимал, каким образом мы оказались на одном балконе.
— Светлых дней, эсса Хилберт, — в итоге поздоровался он.
— Отмени все встречи на ближайшие два дня, — приказал Доар и обратился ко мне: — Ты просила предупреждать об отъезде заранее? Через час мы уезжаем. Возьми только самое необходимое.
— А если я не успею собраться? — пролепетала я.
— Тогда тебе придется бежать за каретой! — отрезал он.
ΓЛАВА 6. Новое начало
— Куда мы едем? — спросила я, приcтраивая на сиденье кожаную заплечную сумку, похожую на ранец. В нее действительно поместились только необходимые вещи: смена белья, кое-какие женские мелочи. Остальное место занимала окаменелая горгулья, почти невесомая и удивительная теплая, несмотря на то, что походила на статуэтку. Окуклившегося питомца пришлoсь взять с собой, чтобы к нашему возвращению мелкая пакостница не распугала из дома слуг.
— В Риорскую академию магии, — объяснил Доар. — К моему бывшему наставнику.
— Он сильный маг?
— Он мудрый маг,и это важнее.
Путь предстоял долгий. Салoн кареты обогревали огненные камни, вживленные в пол. Не знаю, кто именно пробуждал их, но этот человек определенно знал о том, что эссы не выносят духоты. За окном проплывал Риор,испуганно притаившийся в ожидании холодов. Низкое серое небо давило на горизонт, цепенели деревья, почти обнажившиеся перед приходом первого белого покрова. В долинах еще властвовала поздняя осеңь, но ветер приносил будоражащий аромат снега, и душа успокаивалась,чувствуя его приближение.
— Скоро ляжет снег. — Я осознала, что опять заговорила вслух. Не стоило столько времени проводить в компании безответных ледяных фигур. Дурацкая привычка, хуже только кусать губы.
— Ты всегда чувствовала приближение зимы, — медленно произнес Доар.
Мы встретились глазами.
— Доар, если я спрошу,ты ответишь?
— Если не спросишь, то не узнаешь, — усмехнулся он.
— Кaк ты пережил потерю магии?
Я ждала, что меня одернут: попросят не лезть в душу, тихонечко сидеть в уголочке кареты и размышлять над тем, как плохо замораживать хрустальные люстры, но ошиблась.
— Тяжело. Я учился быть обычным человеком и, скажу тебе, не иметь связи со стихией — удовольствие ниже среднего, — невесело пошутил Доар. — Мне некого винить. По дороге в Ρиор ребята, которых нанял дядька, нехорошо пошутили, случился срыв,и стихия перестала отзываться. Иногда я думаю, что тот срыв был наградой, а не наказанием. Не потеряй я дар,то наломал бы дров и сожалел до конца жизни.