Сагу о Етоне Лют еще в детстве не раз сышал от отца: о том, как молодой Етон на собственной же свадьбе поссорился с Олегом Вещим и был им проклят. «Сколько бы жен ты ни брал в дом, сколько бы лет с ними ни прожил, не будет у тебя ни сына, ни дочери», – сказал тогда Вещий, и проклятье сбылось. К нынешней зиме Етон пережил уже трех знатных жен, но ни княгини, ни многочисленные наложницы не принесли ему ни единого чада. Люту не терпелось повидать это ходячее диво, но Мистина качал головой:
– Не думаю, что тебе стоит с ним знакомиться.
– Почему? – Лют взглянул на воеводу с лукавым недоумением – правая бровь поднялась выше левой.
Мистина покосился на него с седла: свежему лицу нипочем долгая дорога под дождем и снегом, ореховые глаза блестят, яркие губы улыбаются, щетина над верхней губой и на подбородке показывает очерк будущей бороды – точно как у самого Мистины. И эти брови… Как будто мягкая лапка касается сердца… что за черт?
Много лет Мистине не было особого дела до существования Люта, и он оказался не готов к тем чувствам, какие это знакомство вызвало в нем сейчас. Нет, парень вышел достойный, стыдиться своей крови нечего. И это чувство теплого солнечного луча прямо на сердце было приятно, но рождало тревогу и желание держать все опасности подальше от этого парня…
Хотя бы те, где подставлять голову пришлось бы безо всякой пользы.
– Я не хочу, чтобы Етон тебя видел, – прямо ответил Мистина. – Видишь ли… Я – тот человек, который вынудил его принять в наследники чужого сына, потому что своего не будет. Глядя на меня, он неизбежно об этом вспомнит. И если при этом перед ним будут стоять два сына нашего отца…
– Такие прекрасные и доблестные, как мы! – со смехом подхватил Лют.
– Да. – Мистина прокашлялся в кулак, слегка простуженный после путешествия. – Он может тебя сглазить. Вольно или невольно. Если человек хоть раз встречался и говорил с Одином, в нем не могла не задержаться часть высшей силы. А любить нас ему не за что. Я бы и сам предпочел с ним не видеться, не так уж он хорош собой, чтобы я жаждал этой встречи. Но мой приезд скрыть не получится.
– Меч в огнивице не утаишь, – хмыкнул скакавший рядом Ольвид, его телохранитель.
– Меня там знают. Так что мне придется идти прямо к нему и просить гостеприимства, как это пристало при нашей дружбе. Но тебе лучше оставаться в гостевом доме и присматривать за этими чертовыми… Анундовыми белками. Довольно мы за ними гонялись!
Мистина стиснул зубы и сердито выдохнул. Столкновение с древлянами близ Рупины уменьшило его дружину на восемь человек: семеро были убиты, еще одного, тяжелораненого, пришлось оставить в последней полянской веси. Прочие пострадавшие в схватках и засадах могли сидеть в седле, их раны потихоньку заживали, но Мистина был очень раздосадован потерями.
Разорище в лесу он почти не вспоминал. Отнятые жизни чужих не могли вернуть жизнь погибшим своим. Одно утешало: он мог быть почти спокоен за земли, оставленные за спиной. Едва ли после такого разгрома Володислав быстро соберет на южных рубежах еще одну дружину.
Когда вдоль Горины и далее начались поселения бужан, никакой разницы с оставленными позади в глаза не бросалось. Как и древляне, бужане были потомками древнего и славного племени дулебов, и память о них еще жила в преданиях о дедах. Народ небогатый, бужане о греческих паволоках, золоте и серебре знали больше понаслышке, а сами, как и жители земли Деревской, носили простую домотканую одежду, почти без украшений, лишь девы вплетали в волосы простые проволочные колечки, а женки пришивали их на очелья.
Плеснеск был крупнейшим поселением не только в этих краях, но и, пожалуй, на всем правом берегу Днепра. Начало ему было положено еще дулебами, задолго до появления здесь волынской руси: возведены первые земляные валы с тыном на холме, выстроены земляные избы и святилище с полуденной стороны от города. Лежащий на важном и древнем торговом пути, Плеснеск со временем сильно разросся: помимо княжьего двора, внутри валов стояли дворы бояр и мастерские разных умельцев. У подножия холма раскинулось предградье. Здесь дома были разные: и полуземлянки, и наземные избы. Много жило здесь ремесленников, в том числе морован родом, что в последние полвека бежали со своей родины на восток, спасаясь от угров. Здесь лепили ровные красивые горшки и кринки при помощи круга, который вращали ногами, и продавали на восток, в Дерева. Вокруг Плеснеска раскинулись поля, с вершины холма можно было видеть еще несколько весей.
Увидев город еще издалека, Лют присвистнул:
– Да он больше Киева будет!
– Пожалуй, да, – Мистина кивнул. – Торговые люди сюда тянулись, еще пока Киев был только поворотом на дороге с верховий Днепра на Мораву. Стоим! – Он поднял руку, отдавая дружине приказ остановиться.
Чтобы не пугать жителей и не тревожить господина, полагалось заранее уведомить его о своем приезде. Поэтому Ратияр с десятком поехал к Етону, а прочая дружина осталась ждать в перелеске за какой-то весью. Вернувшись, Ратияр привел с собой плеснецкого боярина, тоже русина, по имени Стеги, и десяток его отроков. Со Стеги Мистина был давно знаком: когда Ингвар шесть лет назад заключал договор с греками о мире, дружбе и торговле «покуда солнце светит и мир стоит», в числе русских послов был Стеги от Етона. Теперь он, дружески обняв Мистину, поведал, что Етон все еще жив – это была важная новость насчет человека, которому пошел восьмой десяток лет, – дома, вполне здоров и рад будет вновь увидеть Мистину Свенельдича. Хоть и очень удивлен его внезапным появлением.
Через улицы предградья поехали к воротам в город – над ними возвышалась деревянная высокая башня, из-за чего ворота казались разинутой пастью вала. За валом, не в пример обычным родовым городцам, где только площадка да пара обчин вдоль края, потянулись новые улицы, дворы, избы. Чужаку здесь было немудрено и заблудиться. Княжий двор стоял за особыми тыном, князь жил в большом строении из нескольких соединенных срубов, на каменной подкладке. Здесь же стояло еще несколько изб и клетей – для гостей, челяди, разных припасов.
Как гостя самого князя, Мистину с дружиной разместили в гостевом доме. Это был вполне привычный для русов длинный дом с двумя очагами, земляными лежанками, где днем сидели, а ночью спали, с полатями наверху. После долгой трудной дороги Мистине и его людям требовалось время, чтобы привести себя в приличный вид и достойно предстать перед князем, поэтому Мистина передал поклон и просьбу о встрече завтра. Сегодня ему прежде всего требовалось в баню.
«Не в мои годы быть любопытным, – через Стеги передал ему в ответ Етон. – Но если верны слухи, то в этот раз ты расскажешь мне не меньше забавного, чем в прошлый».
– Слухи? – Мистина оглянулся на своих людей. – Ну, само собой. Кто-то уже наболтал. Хотелось бы знать кто…
Однако назавтра, очутившись наконец в просторной гриднице Етона, Мистина увидел только приближенных Етона. Старый князь ждал его на почетном хозяйском сиденье, а его окружали лица, по большей части уже знакомые Мистине: воевода Семирад, старший Перунов жрец Чудислав, другие бояре, как и в Киеве, частью русины родом, частью – бужане. Предки здешних русинов и впрямь жили среди потомков дулебов очень давно: язык, на котором они говорили, в основе северный, сильно изменился в устах поколений, так что киевские русы понимали его с некоторым трудом. Волынские русы по старой памяти называли свой язык «северным», но Сигдана, Рандольва, Адальстейна и других свеев из дружины Мистины, говоривших на настоящем языке Свеаланда, тоже понимали не сразу.