Даже с чердака дома видимость была плохая. Что там увидишь. Высота всего 3-4 метра.
Меня и ещё одного отозвали в Кронштадт, где организовывалась группа корректировочных постов. Всего было 4 «корпоста». На Морском соборе Кронштадта располагалась группа управления и первый пост. Второй пост на Четвёртом Северном форте. Третий - на Лисьем Носу и четвёртый в районе Лахты, Ольгино. У всех постов была синхронная связь. Меня назначили командиром Четвёртого Северного поста. Командирами постов были старшие лейтенанты, и только я был старшина второй статьи. Затем наш пост перевели на Пятый Северный форт. Подальше от Кронштадта, чтобы лучше был виден пеленг. Потом меня призвали на собор. Там высота 50 метров. Всё видно как на ладони. На постах были стереотрубы. Это для грубой наводки, а для точной стояли теодолиты. Обнаруживали цель где-нибудь в Стрельне, Старом Петергофе или Низино. Все посты давали координаты. В соборе была группа управления. Ею командовал призванный из запаса архитектор, кандидат наук, лейтенант Шретэр Логин Людвигович. Его отец был немцем, а он - душа человек. Командиром поста был старший лейтенант Придатко Сергей Фёдорович, украинец.
Всего нас было около двадцати человек. Нам дали комнату, где мы жили. Там же оборудовали кухню. Сами получали продукты и готовили. Выделили повара. Дедка. Питались получше, чем на общем камбузе. Мы свою норму получали полностью. В неё входили и положенные по норме 100 грамм.
Деньги какие-то нам платили, но мы их не брали, а все сдавали в фонд обороны.
В нашу задачу входила в основном контрбатарейная борьба. У нас стоял планшет. От каждого поста у нас были пеленги. Когда они передают данные, мы на планшете от каждого поста проводим линию, ниточки. Шнур от поста идёт по пеленгу. И вот крест-накрест получается когда. Это точность. Если кто-то даёт отклонение, мы ему говорим: «Не правильно. Уточнить». Уточняет. И вот у нас были уточнены немецкие батареи. Мы им дали номера: 241-я, 239-я, 245-я... У наших артиллеристов они были нанесены по координатам, и мы им передавали данные: «Ведёт огонь 243-я». Они уже знали и по этим координатам били и подавляли огонь. Наши точно стреляли. После первого, второго залпа немцы прекращали огонь. Наша артиллерия была сильнее, и калибр у нас сильнее был. Под Ленинградом у немцев «Дора» была, четырёхсотмиллиметровая пушка. У нас спрашивали: «Откуда стреляет?» Нам не видно. Где-то там далеко она стояла. Потом её разоблачили, и наши железнодорожники разбомбили. В Ленинграде была морская, железнодорожная бригада. Потом она стала гвардейской. В неё входило 8 или 10 батарей. 180-мм, 305-мм и одна 406-мм батареи.
Вначале, когда нас сформировали, мы подчинялись начальнику артиллерии крепости контр-адмиралу Чистосердову. Потом нас подчинили Кронштадтскому сектору береговой обороны КБФ, которым командовал генерал-лейтенант Мушнов.
Кронштадтский сектор командовал артиллерией всех фортов. На северном берегу было 11 артиллерийских дивизионов. Вот на «Тотлебене» 11-й дивизион. Стояли 250-мм, 203-мм орудия. Они по финнам палили. На «Овруче» 12-й дивизион. Тоже 250, 120, 152-мм. Стодвадцатки старые были, 130-мм. На «рифе» 13-й дивизион. На южных фортах 14-й дивизион. Дальше номерные форты: второй, четвёртый, шестой, 15-й дивизион. Нечётные форты были зенитными. 16-й и 17-й были сформированы в войну. 16-й, два десятидюймовых орудия стояли в районе немецкого кладбища Кронштадта. Два железнодорожных 180-мм орудия находились на форту «Шанс». Их туда завезли баржами. Одна батарея 130-мм стояла здесь, где бюст адмирала Макарова, потом её перебросили в Петровский парк. 17-й, батареи стотридцатки, размещались за городом, где сейчас больница, и на Военном Углу. Всего здесь было 230 стволов береговой артиллерии. На Лисьем Носу был сформирован 18-й дивизион. В него входили: батарея 152-мм орудий и две 130-мм. Одна стационарная, а вторая самоходная, как танки. Она подходила к берегу, постреляет через залив и уходит. Был ещё Южный сектор. Там форт «Красная Горка», 31-й краснознамённый дивизион, две 305-мм батареи. Одна открытая и одна башенная. Две батареи 150-мм. Ещё стотридцаток батарей шесть там было. Ещё форт «Серая Лошадь». 33-й дивизион. В него входили: 203-мм, 152-мм тоже. На Ораниенбаумском плацдарме были дивизионы в районе Ломоносова и Керново. Были ещё два бронепоезда «Балтиец» и «За Родину». Их оборудовали сами моряки. Бронепоезда курсировали от станции Мартышкино до места, где сейчас стоит Ленинградская атомная электростанция. Всего береговая оборона насчитывала 470 стволов. И ещё же у нас были корабли. Благодаря этой массе артиллерии устоял не только Кронштадт, но и был удержан Ораниенбаумский плацдарм, который тянулся от Старого Петергофа до Керново. Это 65 км вдоль побережья и в глубину 25-30 километров.
Немцам, конечно, было известно, что на Морском соборе находится наш наблюдательный пункт. А нам было известно, что их «НП» располагается на Петергофском соборе. Наш собор был их ориентиром, а их собор нашим. Поэтому старались друг друга не трогать. Но один раз было два снаряда. Наш пост находился на самом верху, под крестом. Мы там прорезали крышу и установили приборы. У нас был теодолит, бинокулярная труба трёх видов дальности: 12-кратная, 24-кратная и 48-кратного увеличения. Летом видно хорошо. Немцы ползают, как клопы. Все приборы были отечественного производства. Сперва у нас ничего не было. Старший лейтенант Придатко пришёл на 52-й ремзавод. Он поговорил с главным инженером. Тот говорит: «Техника какая-то есть у нас. Валяются оптические приборы. Их сдавали с кораблей устарелые». Ну, вот нашли эту бинокулярную трубу. Они её отремонтировали и подарили нам.
Так вот, кажется, 23 августа 1942 года. Два снаряда. Мы сразу передали, что били из района Низино. Один 210-мм снаряд пробил крышу, ниже нас. Пробил железобетонный купол и там взорвался. Я в это время навёл прибор на Петергофский собор, и тут крыша закачалась сантиметров на двадцать. Вот так заходил наш собор от сотрясения. Второй такой же снаряд влетел в зрительный зал, у выхода, но отчего-то не взорвался, а раскололся и лежал там. Мы на следующий день ходили его смотреть. В ответ на этот обстрел мы пальнули «Маратом» по этому Петергофскому собору. Второй башней, один снаряд. Корректировал лейтенант Шретэр. Первым, как пальнули, сразу полетел красный кирпич. Больше он не стал. Он же был архитектор. Говорит: «Жалко, это наше. Чего же мы будем своё добро...» Дворец екатерининский был рядом. Всё как на ладони, но никогда не стреляли по нему.
Вскоре после обстрела со стороны Стрельны прилетел немецкий самолёт. Бросил зажигательные бомбы, упавшие между памятником Макарову и собором. Ближе к собору. В это время я был внизу. Кушали. И только успел пробежать. Забежал в дверь, и тут полетели стёкла. Я прижался к стене. Хорошо, стёкла в голову не попали.
Всё же без потерь у нас не обошлось. Помню, в августе погода была хорошая. Главстаршина и трое матросов вышли, сели покурить. Недалеко, напротив собора, в овраге готовился к выступлению на фронт пехотный батальон. Один лейтенант из армейцев подошёл к нашим тоже покурить. И вот снаряд пальнул между них. Все погибли. От главстаршины остались только клочья кителя. Потом мы их хоронили на немецком кладбище. Никаких гробов не было. Хоронили в мешках. Трое из ребят были ленинградцами, а четвёртый из Белоруссии.