Был один нелепый «самолётный. случай. Девятого августа 1941 года один из дальних морских бомбардировщиков ТБ-3Ф ВВС КБФ из Преображенского полка возвращался после первой бомбардировки Берлина и Кёнигсберга. Взлетали они с эстонского острова Сааремаа, а назад возвращались поодиночке.
Один из этих ТБ-3Ф, будучи подбитым, дотянул до линии фронта и решил сразу пойти на вынужденную посадку. Отделение наших курсантов под командованием Цали Полищука, увидев низко летящий огромный многомоторный самолёт, приняло его за немецкий «транспортник. с десантом, обстреляло самолёт из винтовок. Хорошо, что хоть никого не убили и не повредили жизненно важные системы самолёта.
Лётчики, решив, что в этом районе уже находятся немцы, с трудом перелетели через надвигающийся на кабину лес и, к счастью, нашли другое место для посадки, в 5-7 километрах от места обстрела, поломав при этом шасси.
Они доложили в штаб о выстрелах из леса.
Приехали к нам разбираться с этим инцидентом «серьёзные товарищи. из НКВД, и только благодаря активному вмешательству и авторитету комбата Ржанова курсанты из отделения Полишука избежали суда трибунала.
Часть наших однокурсников, имевших среднее медицинское образование и носивших воинское звание «военфельдшер., направили в дивизию народного ополчения. В ВММА был вскоре сформирован 2-й батальон, резервный, двухротного состава, из набора младшего курса, но у них на 220 человек было только 150 винтовок, и этот батальон ждал в лагере «Лисий Нос., когда его пополнят оружием и поставят чёткую боевую задачу.
- Как кормили и одевали курсантов в первые месяцы войны?
За время пребывания в батальоне, из-за постоянного хождения в разведку, ползания по земле, рытья окопов и прочих «прелестей. полевой армейской жизни, наше флотское обмундирование быстро поизносилось и оборвалось.
Нас начали «по частям. переодевать в армейскую форму.
Вначале нам выдали зелёные обмотки, которыми мы закрепили на голенях обрывки бывшего клёша флотских брюк. Вскоре выдали зелёные армейские пилотки, брюки галифе и гимнастёрки. У нас сохранились чёрные бескозырки, тельняшки, широкие флотские ремни с бляхой и чёрные бушлаты.
Рядом с нами, на колхозных полях и личных огородах, созревал отличный урожай овощей, но нам запрещалось что-либо оттуда брать. Всех предупредили, что нарушитель запрета будет расстрелян перед строем батальона.
Кормили нас только гречневой кашей и супом-пюре гороховым из брикетов. Рядом с нами, в сёлах Забородье и Молкуново, располагались огромные свиносовхозы, многие тысячи голов высокопородистых свиней.
Но взять для питания курсантов хоть одну свинью никто не имел права, это могли расценить как мародёрство, и за это можно было спокойно угодить в трибунал. Только один раз, когда во время немецкой бомбёжки погибло несколько свиней, совхозные охранники передали курсантам две туши. Два дня нас кормили мясом.
Всю эту скотину так и не успели перегнать в Ленинград, всё это досталось немцам. Чьё-то головотяпство привело только «к существенному улучшению рациона питания солдат вермахта». Но сколько жизней ленинградцев можно было бы спасти, если бы все эти десятки тысяч голов скота и свиней своевременно отогнали бы в Ленинград?!
- Батальон часто перемещался вдоль линии фронта?
У каждого батальона бригады был свой участок обороны и своя зона ответственности. Нас в августе перебросили в Гостилицы.
Это бывшее владение фельдмаршала графа Миниха, полученное им в дар от Петра Первого.
Позже там построил усадьбу граф Разумовский.
В 1941 году в Гостилицах был солидный совхоз, производивший сельхозпродукты для Ленинграда, большая пасека, пруд с крупной форелью.
Рядом с нами проходило асфальтированное шоссе, дорога из Нарвы, через Кингисепп и Гостилицы прямо на Ленинград. По обе стороны от дороги был вырыт широкий ров и противотанковый эскарп.
На склонах придорожной возвышенности мы двое суток рыли окопы, ходы сообщения, оборудовали огневые точки, строили блиндажи. Прямо на обочине были вырыты отдельные ячейки-одиночки для истребителей танков.
По обе стороны расположили по одному пулемётному расчёту.
Я попал в первое пулемётное отделение, которым командовал Игорь Солдатов, вторым отделением руководил Алексей Тарасов.
В моём расчёте-отделении были Оскар Цукерштейн, Вася Ковтун, Юра Яковлев, Вася Белов, Фима Закржевский и Паша Башмаков.
Фронт приближался к Гостилицам. Немцы стали нас чаще бомбить.
С неба на наши головы, кроме бомб, летели листовки: «Товарищи юнкера! Переходите на нашу сторону. Гарантируем вам деньги, вино и женщин!»
Или такой бредовый текст: «Господа юнкера! Наша полевая кухня готовит лучше вашей. Переходите к нам!» Но через несколько дней немцы «поумнели», и новый текст был более серьёзным: «Морские юнкера! Ваше дело безнадёжное! Сдавайтесь! Убивайте комиссаров, коммунистов и жидов. Эта листовка - пропуск к нам»...
Через нас откатывались на восток остатки разбитых частей. Нам как-то от кавалеристов перепало тринадцать лошадей, так курсант первого курса Платон Климов, опытный кавалерист, прослуживший до академии год в казачьих частях, организовал и возглавил конную разведку батальона.
- Почему курсантская бригада ВМУЗ вводилась в бой разрозненно, побатальонно?
Я уже вам говорил, что на бригаду приходилось 50 километров второй линии обороны. Где немцы прорывались, там сразу и задействовали курсантов-моряков.
- Как происходил отвод бригады с линии фронта?
После войны рассказывали следующее, что когда в конце августа 1941 года Наркому ВМФ Кузнецову сообщили о гибели в полном составе нескольких батальонов из нашей бригады, то тот немедленно обратился к Сталину и с возмущением доложил, что «безголовое» ленинградское руководство лишило ВМФ резерва командных кадров. В войска немедленно ушёл приказ Сталина, продублированный Кузнецовым по всем флотским каналам, о снятии с фронта всех бывших учащихся ВМУЗ и о возвращении их на учёбу.
Этим указом предписывалось заменить курсантов краснофлотцами с кораблей и частей береговой обороны флота и дивизиями народного ополчения.
А потом начали искать «козлов отпущения», ответственных за отправку курсантов на фронт в июле 1941 года.
Но поскольку Жданов и Ворошилов были «священными коровами», то отыграться решили на контр-адмирале Самойлове, начальнике Управления ВМУЗ.
По одним слухам, Самойлова быстро расстреляли, и на его место был назначен контр-адмирал Степанов. Другие пишут, что Самойлова просто уволили из флотских рядов после Ладожской катастрофы.
Командира сводного батальона Кронтштадтского фельдшерского училища полковника Дмитриева обвинили в потере знамени училища и в неоправданных потерях. Дмитриев был осуждён трибуналом, и, как говорили, он десять лет просидел в одиночной камере Бутырской тюрьмы. В 1953 году, после смерти Сталина, по флоту пошли разговоры, что «дело Самойлова, Рамишвили, Дмитриева и других» было пересмотрено, и Дмитриева реабилитировали.