Можно внести и личную нотку, которая очарует кого угодно. Предположите, что, став старейшим членом клуба, вы найдете в шкафчике галстук, который завязали на шее в день своего первого соревнования.
И подумайте, с каким волнением вы спросите:
— Как же звали ту прелестную гольфистку, которой так нравился мой чудесный галстук? Только этого достаточно, чтобы полюбить раздевалку и запретить, чтобы касались ее пыльных реликвий. Таким образом, незыблемость раздевалки означает вечность ее священных сокровищ. Отнимите у церквей запах благовоний, которые некогда курились в них, и вы принизите их величие. Уберите из раздевалок гольф-клуба их вечные запахи твида, сурового полотна, старой кожи и затхлости, и вы убьете одно из самых уважаемых заведений и царящую в них атмосферу.
У всех уважающих себя клубов (не все они уважают себя, пусть будет стыдно их членам), кроме гольф-клубов, принято отдавать бедным все, что более года лежит забытым в ящиках.
Но бедняги тщетно будут обивать пороги гольф-клуба, ибо мы можем вспомнить имя одного кэдди, который в пятнадцать лет надеялся, что ему подарят пару ботинок с пуговицами, забытую в одном из шкафчиков. Бедняга умер в приюте для престарелых в возрасте ста двух лет, а ботинки с пуговицами так и лежат на своем месте.
Шкафчики снабжены этикетками… Поговорим о них… Чаще всего это визитные карточки. Их еще можно прочесть, но только с помощью лупы. Они имеют теперь цвет старой слоновой кости; святотатство совершит тот, кто снимет их.
Вот карточка, указывающая, что содержимое шкафчика принадлежит Уильяму Джонсу. Уильям Джонс эмигрировал в Канаду двадцать лет назад.
На другом шкафчике укреплена карточка некого Джеймса Смита. Этот чудный человек вот уже тридцать два года занимает персональный ящик, иными словами получил вечную концессию на каком-то кладбище.
Иногда новичок может спросить, что находится в этих шкафчиках. Никогда, никогда он не задаст такой вопрос во второй раз, столь суровыми взглядами и молчанием будет принят этот вопрос.
У одного автора детективных романов спросили, где лучше всего спрятать труп убитого человека, и он ответил:
— В шкафчике раздевалки гольф-клуба, при условии, что он будет достаточно велик.
Только что мы говорили о вечности запахов раздевалки. И вот в одном клубе один из его членов заявил, что в раздевалке висит запах газолина. Все отправились на место, удивленные и возмущенные таким невыносимым ароматом.
— Эссо! — сказал один, и все с гневом воззрились на гольфиста, использовавшего эту марку бензина для своего бьюика.
— Пурфина! — заявил другой, и все повернулись к бедняге, который водил жалкий ситроенчик.
Тут в разговор вмешался консьерж, старик семидесяти лет, который видел рождение клуба.
— Простите, господа. Пятьдесят лет назад это помещение освещалось керосиновой лампой.
Один из любопытных членов клуба начал принюхиваться к дверцам шкафчиков и застыл перед одним из них. Вопросом занялся комитет; после двадцати бурных заседаний — по одному в неделю — большинством в три голоса было решено открыть подозрительный шкафчик.
Там оказалась керосиновая лампа.
* * *
— А женские раздевалки? — шепнул саркастический голос.
Мы свысока отвечаем:
— Женская раздевалка — обезумевший пригород Сент-Оноре. Герлен там соседствует с Ланвеном; Убиган душит Коти. Не открывайте шкафчик: вам в лицо ударит «Скандал» или ухватит за нос «Суар де Пари». Никто не может знать, как подействует на вас «Парфюм Энконю»; подумайте о странных и исторических любовных увлечениях принцессы Клевской…
И не надейтесь взять в качестве «сувенира» бюстгальтер или еще более пикантные туалетные принадлежности.
Дамы-гольфистки таких не носят.
Тайна «ДАП-клуба»
Хардинг навел бинокль на старенький даймлер, направлявшийся прямо на юг, чтобы выехать на мощеное шоссе Карлайля.
Он пожал плечами и бросил прямо в лицо ветру, дувшему со стороны Сольвея, давно заученную фразу: — И дело с концом!
* * *
Увы! Я не могу сразу войти в суть рассказа. Я должен следовать примеру авторов, которые исследуют гражданское состояние своих персонажей, копаясь в древних церковных записях, описывают кресла, в которых те дремлют, а также местность, где резвятся их собачки во время прогулок.
Между Сольвей Ферс и нижней частью Шевиотса лежит обширный пустырь, едва способный прокормить тростник и вереск. Текущую вдоль него и впадающую в Иден речушку так и называют Речушкой, что равносильно тому, чтобы собаку наречь Собакой, а лошадь — Лошадью.
Последние усачи в Речушке погибли в 1699 году по вине одной колдуньи, которую, кстати, сожгли живьем.
Если нарисовать геометрический план этих бесплодных земель, то можно заметить, что они имеют форму пятиугольника, отразившегося в кривом зеркале, ибо он вытянут в длину, и одна из вершин смотрит прямо на юг.
Теперь можно с некоторым удивлением спросить, по какой случайности в каждой вершине этого пятиугольника располагаются пять жилищ, помпезно именуемых «замками», хотя подобного названия заслуживает только одно — Гроув-Манор. Жители Сольвея, однако, называют остальные четыре жилища по-иному — «гнездышками» Кормика, Дошера, Пармиттера и Хардинга по имени их обитателей.
Только Гроув, сэр Сайлас Беретон Гроув, богат, и только Хью Хардинг молод и красив.
Гроув пользуется репутацией гордеца и оригинала. Судите сами, насколько он этого заслуживает — узнав, что в прошлом веке его однофамилец, физик Гроув, создал электрическую батарею, где вместо цинковых пластин в батареи Бунзена поставлены толстые платиновые пластины, он установил в подвале замка огромное количество подобных батарей для освещения жилища. Он истратил целое состояние на платину, а результат оказался плачевным. Однажды вечером замок остался без света — воры проникли в погреб и извлекли драгоценный металл из батарей.
Сэр Сайлас Гроув счел происшествие забавным, но заменил батареи динамомашиной.
В другой раз он решил акклиматизировать скунсов. Он выпустил на волю этих вонючек, и они поселились в деревне Рагглтон. Невыносимое зловоние изгнало оттуда всех жителей, и сэр Сайлас Гроув по приговору карлайльского суда, не моргнув, заплатил десять тысяч фунтов за причиненные убытки.
Как и почему этот набоб без меры влюбился в гольф? Об этом вы узнаете из продолжения нашей истории.
Однажды, когда в замок к Гроуву по приглашению явился его сосед Хью Хардинг, сэр Сайлас держал книжечку в шикарном переплете: «Кодекс игры в гольф», принадлежащую перу Остина Кингейза.
— Мистер Хардинг, — начал он, — вы один из лучших гольфистов Англии и Шотландии…
Хардинг покраснел. Гроув был прав, но эта истина возвращала его назад на несколько лет в ту счастливую эпоху, когда он был богат и мог позволить себе наслаждаться всеми радостями жизни. Он кивнул.