На клуб обрушилось истинное несчастье в три партии, которого так боялись ветераны.
Сидя в баре клуб-хауза, секретарь Уириттер молча набивал свою трубку. Он был один: бармен Джим только что распрощался с ним, ссылаясь на межреберную невралгию, но Уириттер знал, что тот перешел в стан противника в двенадцати милях отсюда…
«А почему бы ему и не поступить так, — печально думал он, — если я вот уже полгода проедаю свои сбережения».
И как бы нагнетая тоску, на целую неделю зарядил беспрерывный дождь; дождь упрямый, проливной, заливавший слишком низкие банкеры и расширяя водные препятствия.
Уириттер подошел к написанной от руки афише и сорвал ее — чемпионат графства, конечно, состоится, но на поле соседей.
На стене остался клочок бумаги. На нем большими буквами было начертано название клуба — «Белые Орлы». Ирония судьбы! Отважных белых орлов уже давно ощипали!..
На стойке лежало адресованное Уириттеру письмо президенту клуба Пайкрофту с пометкой «конфиденциально». Однако оно хранило секрет полишинеля. Эрвин Бреретон, владелец Западных Стекольных Заводов, был готов приобрести сто акров гольф-поля, ибо оно находилось на залежах песка, необходимого для производства стекла. У клуба оставалось только восемьдесят акров. Изменив маршрут, можно было сделать поле относительно сносным, хотя и очень тесным. На обороте старого банкетного меню, относившегося к временам славы, Уириттер набросал черновик ответа, с иронией предлагая на оставшихся тридцати акрах разбить поле для мини-гольфа… Потом отказался писать ответ, пропитанный чувством низкой мести…
Внезапный порыв ветра сотряс окна с такой силой, что Уириттер поспешил закрыть ставни. И в этот момент заметил вдалеке, около песчаного холма, закрывавшего подход к последней лунке, фигуру человека, согнувшегося под проливным дождем.
В этом не было ничего необычного, ибо поле было пустынным и таковым останется навсегда. Однако секретарь всегда запрещал посторонним доступ на поле, даже если это были бродячие собаки.
Он схватил бинокль и навел на смутный силуэт. Но опоздал, ибо тот скрылся за холмом; однако, Уириттер успел различить, что то была женщина в широком плаще.
— Собирательница, — усмехнулся он. — Бедняге придется помучаться!
Вокруг поля бродили бывшие кэдди или их жены в поисках потерянных мячиков, которыми они приторговывали.
Секретарь хотел налить себе стаканчик спиртного, но бутылки были пусты.
— Даже не умрешь красиво, — горько вздохнул он. — Придется обойти владения, которые вскоре перестанут быть таковыми…
Он зашел в раздевалку и улыбнулся: если поле превратилось в джунгли, бар — в готовое для продажи бистро, то раздевалка стояла, как великая пирамида.
Уириттер узнал висящую на ржавом крюке шляпу мистера Банфа, умершего двадцать лет назад, а в широко открытом шкафчике заметил жилет из зеленоватой кожи, покрытый плесенью, как кора старой ивы.
Он несколько минут пытался расшифровать пожелтевшую визитную карточку, прикнопленную к одному из шкафчиков, и, наконец, прочел: «Джордж П. Суэндон».
Суэндон, обладатель Кубка Торп-Холла в… Уириттеру пришлось напрячь память, чтобы вспомнить. Ему тогда было двадцать четыре года, и его только что назначили секретарем знаменитых «Белых Орлов». Теперь ему стукнуло пятьдесят!
Суэндон умер два года спустя, по-глупому свалившись с лошади. Посчитать было легко.
— Зайдем к дамам, — пробормотал Уириттер.
Войдя в узкую кишку, служившую женской раздевалкой, он принюхался к застоявшемуся резкому и неприятному запаху.
— Фрюлингсдуфт…
Мисс Хип привезла эту ужасную туалетную воду из Германии и была последней, кто приходил тренироваться сюда, на поле «Орлов». Было это несколько месяцев назад…
Облупившееся зеркало, криво висящее на перегородке, отразило лицо прокаженного. В умывальнике, в остатках мыла, высыхал несчастный мотылек. И снова Уириттер улыбнулся — в гипсе была шпилькой процарапана надпись:
«Марта Пабл — грязная тварь».
— Еще какая!
Секретарь выкрикнул это громким голосом, словно хотел взять в свидетели облупившееся зеркало, дохлого мотылька, облезший гипс стен и стойкий запах Фрюлингсдуфта. Потом добавил:
— Все это было до потопа! Сколько лет Марта Пабл уже живет под именем леди Кобердур! Пятнадцать лет? Нет, двадцать, а может, и того поболе!
Но глаза его не могли оторваться от кривых букв. И вдруг воспоминания вернули его назад. Двадцать лет?.. Нет… Это было двадцать пять лет назад!
В те дни клубу не хватало кэдди, и пришлось нанять Мегги Трапп, атлетически сложенную местную девицу, с легкостью жонглировавшую сумками. Она словно дикарь поклонялась гольфу и гольфистам.
Именно гольфу и гольфистам, но не гольфисткам! Как правило, в английских клубах женщин не принимают в члены клуба, а берут лишь игроками; однако для богатейшей мисс Пабл было сделано исключение.
Для Мегги ее прием был равносилен личному оскорблению; она не только провинилась тем, что выразила свой гнев в словесных выражениях, но и тем, что начертала постыдную надпись на стене женской раздевалки. Ее тут же уволили, но вечером она дождалась мисс Пабл у выхода из клуба и влепила ей несколько увесистых пощечин. Ей пришлось предстать перед судом — ее приговорили к пяти фунтам штрафа и двенадцати дням тюрьмы. Уириттер заплатил штраф…
«Влепи Мег Пабл шесть, а не три пощечины, я бы с удовольствием заплатил бы и десять фунтов», — сказал он сам себе.
Через три года он получил чек на пять фунтов и фотографию цирковой артистки, силовой акробатки, чей номер пользовался большим успехом. Под фотографией красовалась надпись, сделанная неровным почерком:
«Единственному мужчине, которого я уважала и любила». Уириттер узнал почерк Мегги Трапп. Но больше так и не встретился с ней.
* * *
Вечерело, раздевалка наполнялась тенями, и Уириттер вернулся в бар. На пороге он чуть отступил — у стойки стояла женщина. Он узнал широкий плащ, недавно исчезнувший за дождевой завесой.
— Мадам… — начал он.
— Уже не узнаем старых друзей? — раздался хриплый голос.
— Простите… — пробормотал секретарь.
— У меня мало времени, — продолжала незнакомка. — Я принесла вам, Уириттер, вот это, чтобы вы и ваш клуб получили шанс на успех. Держите!
И она протянула ему странный предмет — обрывок веревки.
— Веревка повешенного… Уверяю вас, Уириттер, она настоящая! — хриплый голос стал резким и почти жутким. — А теперь успеха и прощайте!
Женщина отступила к двери, и последние лучи солнца вдруг окутали ее огненным ореолом.
— Мегги Трапп! — воскликнул Уириттер.
И уже не видел ее и не мог сказать, растворилась она в густеющем мраке или провалилась под землю…