И тот день, когда удивительная истина открылась передо мной, навсегда запечатлелся в моей памяти!
* * *
Это произошло в месяце мае во время матча, организованного сэром Эгбертом Стенброком, дядюшкой прелестной Элизабет Дэвидсон.
У него изумительные, но ужасно трудные поля на окраине Холихеда с видом на Сноудон на горизонте. Партия, в которой состязались несколько хорошо известных игроков, как Бердли, Вудсайд и Сервен, была тренировочной с целью подбора игроков на турнир Карнавона.
Стенброк возложил все свои надежды — а может и ставки — на Грундта. Даже шептались, что союз чемпиона с племянницей сэра Эгберта может зависеть от победы последнего.
…Грундт должен произвести первый удар по мячику. Он дрожал от морского ветра — бог гольфа был мерзляком. Грундт поднял клюшку, и последовал молниеносный свинг…
Мне трудно описать, что произошло в эту секунду во мне — я увидел…
Точнее сказать, мне было видение. Истины ради, поведаю, видение туманное, ибо оно больше походило на совмещенное изображение на экране двух кадров от магического фонаря.
На первом плане виднелся Эли Грундт, выполняющий свой свинг. На втором плане — другой персонаж, выполняющий тот же удар. На переднем плане все происходило на фоне ослепительно зеленого поля, на заднем плане поле выглядело грязно-желтым.
На первом плане стрелой взлетал в воздух мячик. На заднем плане по песку катилась человеческая голова. Теперь я знал…
* * *
Когда Эли пожал руки всех поздравлявших, я отозвал его в сторону.
— Мне хотелось бы немного пройтись с вами.
— Зачем? — удивился он.
— Чтобы побеседовать…
— Я не люблю беседовать, даже немного…
— Ну что вы!.. К примеру, о Кантоне…
Его отвратительное пергаментное лицо посерело; рука с силой сжала драйвер.
— Грундт, — сказал я, — вы не успеете даже приподнять вашу клюшку, ибо пуля из вебли 38 калибра, спрятанного у меня в кармане, продырявит вам брюхо. Поняли? Брюхо…
Будете подыхать часа три, а это куда мучительнее, чем если вам отрубят голову.
— Ладно, — прошептал он, опуская клюшку.
— Это было в Кантоне, — начал я, — около Северных ворот, на отвратительном пустыре, которое называют лобным местом. Через час после восхода солнца я наблюдал там за палачом, который отрубил подряд дюжину голов. Он был очень ловок, но носил маску…
— Он до сих пор носит маску, — проворчал Грундт.
— Если он не китаец.
— Приговоренные к смерти были, скорее всего, пиратами. Но какое к этому отношение имею я, мистер Хорлер?
— Некоторое время спустя я узнал, что некий европеец, эдакий сумасшедший садист, дал китайскому палачу приличную сумму денег, чтобы занять его место. Естественно, ему пришлось надеть маску.
— И вы обвиняете меня в том, что этим сумасшедшим садистом был я?.. Кстати, о сумасшедших…
— Вы считаете сумасшедшим меня, не так ли? Но я не сумасшедший. Знаете, что вас выдало, Грундт? Ваш свинг! Этот уникальный свинг, позволяющий побеждать на всех полях, суть удар китайского палача, рубящего голову!
— Хорлер, — попросил Грундт голосом, который он тщетно пытался сделать твердым, — что вы от меня хотите? Ни один судья не даст мне срока за это.
— Даст, Грундт, и этим судьей буду я. Я приговариваю вас отныне не появляться на полях для гольфа и больше никогда не трогать клюшки. При первом нарушении запрета, кровавая история Кантона получит широчайшую огласку в прессе, и у прокаженного будет больше шансов выйти на игру, чем у чемпиона Эли Грундта.
— Как… больше никогда не играть в гольф? — медленно процедил он. — Вы самый беспощадный судья из всех, кого можно вообразить.
— Столь же беспощадный, как «Ворон» Эдгара По… «Nevermore»! Никогда…
Его ужасное лицо скривилось, и мне показалось, что в его глазах блеснули слезы.
Однажды Эли Грундт, несмотря на предупреждение регулировщика движения, вышел на проезжую часть, когда там проезжал огромный грузовик. Десять тонн железа проехались по его телу.
* * *
Я спас честь английского гольфа, если не мирового гольфа, но не смог спасти свое собственное счастье.
Элизабет Дэвидсон однажды заявила мне раз и навсегда:
— Мой милый Джекки, разорвите ваш брачный контракт или научитесь сносно играть…
Смогу ли я? Честно говоря, я тайно тренируюсь, коля поленья топором. Но до сих пор мне не удалось овладеть техникой свинга. Придется ехать в Кантон.
Зверь гольф-полей
Неуверенной рукой профессор Моэрти нарисовал фигурку, а затем круги и параболы.
— Это — правильная дуга… Это — неправильная… А для настоящего бэксвинга…
Его никто не слушал, и он знал это. К тому же он не собирался заинтересовывать кого-либо теорией бэксвинга, а надеялся только отвлечь внимание, ослабить тоскливую напряженность, охватившую гольфистов, собравшихся в клуб-хаузе.
— Будто эпидемия чумы или холеры, — пробормотал Таккер. — Она никого не волнует, ибо свирепствует в Индии или Китае… Но вдруг она добирается до нас и тогда…
— Куда вы клоните, Такк? — спросил Крейн. — Я не понимаю…
— Убийца или Зверь гольф-полей, как его называют, пока расправляется только с игроками клуба Севен Хиллс. Я говорю «пока», поскольку неизвестно, не выберет ли он завтра жертвой члена нашего клуба Уайт Сэндз?
— Для бэксвинга… — устало пробормотал Моэрти.
— Заткнись, Моэ! — завопил Крейн.
— Пусть продолжает и хватит говорить о Звере, — промолвил Таккер, и все склонили голову в знак согласия.
В комнату вошли Летти Джейкс и Бесси Мур.
* * *
После партии и захода в раздевалку они редко посещали бар, и их появление в этот напряженный момент внесло разрядку.
Моэрти начал энергично рисовать красным карандашом круги вокруг фигурок гольфистов.
Крейн кончиками пальцев изобразил аплодисменты.
— Хелло, Летти! На пятой лунке вам едва не удалось загнать мячик одним ударом.
— Пятая… — вмешался в разговор Мастерс. — Эта лунка — сама судьба… Даже мне однажды едва не…
Летти Джейкс нервно пожала плечами.
— Мистер Таккер, — вдруг сказала она, — вы не проводите Бесси? Ей страшно…
— Конечно… — ответил Таккер. — Мне только этого и хочется…
— Страшно? А почему? — спросил Крейн, по привычке сунув нос в чужие дела.
Воцарилось тяжелое молчание. Замолчал даже Моэрти, он выронил свой карандаш.
— По дороге на бешеной скорости промчались два полицейских автомобиля…