В 1974 году я побывал в Праге «незаконно», сбежав от писательской делегации, посланной в Словакию на конгресс писателей-антифашистов. В этот раз времени было достаточно, чтобы отдать дань всем памятным местам. Мы погуляли по Карлову мосту под взглядом каменного рыцаря, воспетого Цветаевой. Проплыли на туристском кораблике по Влтаве. В великолепной Пражской опере слушали «Пиковую даму», поставленную Вениамином Смеховым в незабываемых декорациях и костюмах. Сфотографировались у церковной стены, испещрённой следами пуль, — здесь летом 1942 года приняли последний бой два чешских парашютиста, убившие гитлеровского наместника Гейдриха.
Добрались и до мемориального кладбища в Вышеграде. Гуляя по тропинкам между могилами, читая надписи на памятниках, я поражался количеству знакомых имён. Композиторы Сметана и Дворжак, поэты Неруда и Незвал, писатели Карел Чапек, Вожена Немцова, Мария Пуйманова — все они были частью нашей жизни с юности. Может быть, прав был закоренелый космополит — даже лагерь не исправил! — Илья Захарович Серман, воскликнувший однажды: «Да какие мы эмигранты? Наше отечество — мировая культура. А значит, мы всюду дома!»
NB: Большие народы гордятся своей силой и величием. Малые — тем, что они ухитрились выжить рядом с этим величием.
Земля обетованная, апрель 1999 года
После Праги мы подумывали о том, чтобы совершить вместе плавание по Дунаю. Как славно было бы навестить в Вене семейство Маркштейнов, в Братиславе — переводчицу Соню Чехову, в Будапеште — институтского друга Ваню Поллака, в Белграде — Михайло Михайлова и актрису Раду Джуричич, с которой я познакомился ещё во время поездки в Югославию в 1966-м.
Но в марте произошли трагические события, заставившие нас отказаться от этих планов. Организация НАТО начала «гуманитарные бомбёжки» Югославии...
Пока гуманисты с ракетами не добрались до гнезда сионистов, нужно посетить Землю обетованную, решили мы. И полетели в Иерусалим. Приют нам дала семья школьного товарища Яни Финкеля: жена Лина — врач, сам он — владелец книжного магазина. Встретились и с другими друзьями российской молодости. Одноклассник Костя Бравый к тому времени возглавлял центр по разработкам искусственного интеллекта. Тамара Рудницкая с мужем создали и вели кукольный театр. Их дом был заполнен куклами в человеческий рост, я сфотографировался в обнимку с жаркой поролоновой Кармен. Ефрем Баух показывал свои новые книги, кинодокументалист Пётр Мостовой — свои новые фильмы, в том числе «Чёрный террор», в котором мне — среди прочих участников — было отведено двадцать минут для рассказа об убийстве президента Кеннеди. Конечно, побывали и у Серманов, продолжили наш вечный разговор с того места, на котором он оборвался за год до этого в Катскильских горах.
После многих лет общения по книгам, статьям и переписке мне удалось встретиться с Дорой Моисеевной Штурман. Перед отъездом я послал ей только что опубликованную «Стыдную тайну неравенства». Встретив меня, она сказала:
— Игорь, я прочла «Тайну» и написала длинный отзыв на неё. Вы прочтёте его дома, и мы продолжим обсуждение в переписке. А сегодняшний день давайте проведём в разговорах — когда ещё нам доведётся поговорить с глазу на глаз.
Так мы и сделали: говорили до позднего вечера и с каждым часом всё больше нравились друг другу. Отзыв её я читал, уже пролетая над Атлантическим океаном. Он начинался и кончался лестными словами в мой адрес, признанием того, что поставленные в книге «вопросы занимают человечество испокон веков». Полемическая часть состояла главным образом из призывов уточнить те или иные формулировки и положения. С чем она была совсем не согласна — с тем, что главный удар Большого террора был обрушен на высоковольтных, и в опровержение привела интересный документ: один из её коллег раскопал в архивах Ленинградского КГБ и опубликовал список людей с фамилией Иванов, расстрелянных в августе-сентябре 1937 года в Ленинграде. В этом списке из семидесяти двух человек были люди самых разных профессий, в основном имевшие низкий социальный статус, что представлялось Доре Штурман опровержением моего тезиса.
«Нет среди этих Ивановых ни маршалов, ни командармов, ни наркомов и их заместителей, ни даже завалящего какого-нибудь начальника главка или директора завода. Все сплошь колхозники, крестьяне-единоличники Да сборщики утиля», — писала она.
Я внимательно вчитался в список и обнаружил в нём много интересных особенностей. Всё же из 72 семеро занимали те или иные руководящие посты. 11 крестъян-единоличников — это те же кулаки, то есть явно высоковольтные. Далее следует 13 человек без определённых занятий и 14 чернорабочих — это наверняка так называемые лишенцы, то есть люди, лишённые избирательных прав за своё неправильное «эксплуататорское» происхождение, которым если и удавалось получить работу, то только на самых нижних ступенях. Итого 7+11 + 13+14 = 45 человек, то есть 62% имели явные приметы высоковольтности. Но самое поразительное: в списке нет ни одного токаря, сварщика, сталевара, калильщика, крановщика, сверловщика, фрезеровщика. То есть класс-гегемон был неприкасаем. По законам статистики случайность здесь исключается. Это ли не указание на то, что террор имел свой прицел? И другой момент: в стране бушевал террор против армии, но в списке нет ни одного военнослужащего. А если бы мы получили такой список, то сразу стало бы ясно, что уничтожали командный состав — не рядовых.
Познакомился я и с двумя авторами «Эрмитажа», жившими в Израиле: прозаиком Марком Зайчиком и поэтом Региной Дериевой. Семья Дериевых нашла приют в Международном культурном центре в получасе езды от Иерусалима. Мы договорились с Александром Дериевым встретиться неподалёку от арабского базара в центре города. Этот базар оказался совсем не похож на бурлящие базары Востока, показанные нам в десятках фильмов — от «Багдадского вора» до «Лоуренса Аравийского». На лотках не было видно ни цветов, ни свежих овощей, ни фруктов — одни орехи и сушеные абрикосы. Почему? Апрель, слишком рано? Не умеют выращивать в теплицах? Но ведь полки в иерусалимских супермаркетах заполнены многоцветными дарами земли, выращенными в Израиле?
Большинство торговцев восседает на ковриках или на низких табуретах, перед кучками разложенного перед ними скарба. Старая посуда, видавшие виды радиоприёмники, подгоревшие тостеры, стоптанные башмаки, потрёпанные книжки, ношеная одежда, кувшин с отбитым носиком. На лице продавца — равнодушие, высокомерие, скука. Он не унизится до ожидания покупателей. Он отстаивает своё место на земле, свою роль в жизни. Да, он купец, торговец, у него СВОЯ лавка в Иерусалиме. А о еде для детей как-нибудь позаботится жена.
Пройдя через базар, мы садимся в арабское маршрутное такси на восемь пассажиров. Александр говорит, что нам ехать полчаса, и я с тревогой спрашиваю, сколько же это будет стоить. Оказывается, пустяки — цена автобусного билета. В арабском мире всё обслуживание — в три-четыре раза дешевле. Но редкие израильтяне теперь решаются воспользоваться им. Свежа память первой интифады. Две экономики — богатая и нищая — существуют бок о бок, соприкасаясь многими точками, но не сливаясь.