Да мало ли — зачем?
Ира снова спросила:
— Вас зовут-то как все-таки?
— Пушкин, — вздохнул я. А потом добавил зачем-то: — Водитель такси не должен сам первым заговаривать с клиентом.
Ира ничего не ответила.
«Раньше я никогда с такой скоростью не ругался с молодыми девушками, — подумал я. — Старею».
Ира отвернулась от дороги и посмотрела на меня.
«Мы сейчас врежемся», — подумал я равнодушно.
И понял, что мы никуда не едем.
— Хреново тебе, Пушкин? — Ира смотрела лирически-изучающе.
Я слишком хорошо знаю этот взгляд.
В молодости он обещал перспективы.
В старости — ничего хорошего.
— Хреново и одиноко? Правильно я понимаю?
Не люблю настойчивых женщин.
Становилось как-то уже совсем скучно.
Анатолий, 20 лет, студент:
— Знаете, какой у меня вопрос? А вот, скажите, есть какой-нибудь способ разлюбить? Или для того, чтобы разлюбить, надо обязательно какую-то другую полюбить? Глупый вопрос… Но больше спросить не у кого. А как полюбить другую, если любишь… В общем, так. У меня была любимая. Невеста. Маша. Мы знакомы с первого класса. Вот. Учились вместе. Она очень красивая. Анжелину Джоли видели? Так вот, Анжелина в сравнении с Машей — урод. За ней все в классе бегали. И из других классов тоже. Я за нее дрался. Мне из-за нее даже зуб выбили… Ну, не весь зуб, кусок сбили. Я ее добивался. По-всякому. Рассказывать как? Не буду. А то получится, что я хвастаюсь. Добился в одиннадцатом классе. Ну, там гуляли, целовались, конечно. А потом — школу прогуляли, в кино пошли… А потом — к ней, вроде как чаю попить… Я у нее первый был. И она у меня. Решили, как только восемнадцать стукнет — в загс пойдем. Мы с ней в один месяц родились, представляете? Пять дней разницы. Оба Тельцы. Раньше мне казалось, что это — знак. Ну вот. Школу окончили. ЕГЭ нормально сдали, оба поступили в институты: она на психолога учится, я — на юриста. Каждый день встречались. Не могли друг без друга. Ну, так мне казалось.
Как только восемнадцать исполнилось, я сделал ей предложение. Кольцо подарил. Все как водится. Она согласилась, конечно. День свадьбы назначали. В начале июня должны были пожениться, и нам родители мои путевку купили в Арабские Эмираты, вроде как свадебное путешествие.
А за неделю до свадьбы Маша мне сказала, что полюбила другого, однокурсника своего. Пришла ко мне и говорит: так, мол, и так. У нас с ним — общие интересы, мы институт окончим и вместе с ним психологическую консультацию откроем на новых принципах. И ушла. А я остался. И мы с ней больше не виделись с тех пор. Я сначала думал позвонить, встретиться, отношения выяснить. Но решил: зачем? Все же выяснено уже, правильно? Она ко мне не вернется. А если бы даже и вернулась вдруг, все равно я ей не верю больше. А без веры нет никакой любви, так я считаю. Красивый, умный парень. Образованный, начитанный.
Огромные серые глаза удивленно смотрят на мир. — В Арабские Эмираты я один поехал. Родители сказали: «Поезжай, развеешься». Родители жалели меня.
И вот в Эмиратах-то все и началось. Я любую девушку сравниваю с Машей, понимаете? Машка вроде как эталон, а другие должны ему соответствовать.
Мы с Машкой эсэмэски все время друг другу посылали. И теперь если мне девушка два часа не пишет, мне кажется, что она меня не любит, и мне становится скучно. Мы с Машкой все друг другу о себе рассказывали. Но ведь не все так хотят, правда? И главное, даже если хотят, не все умеют. Я вот в Эмиратах встретил девушку. Хорошая, интеллигентная, красивая… Но молчаливая. И мне с ней сразу скучно. Мы с Машей ходили в определенные кафе, были у нас любимые. И я девушек туда же таскаю. И у меня ощущение, как будто Маша там все время сидит.
Мы с ней любили в один парк ходить, и я туда все время таскаюсь. И один, и с подругами. Вообще, мне кажется, что она как будто вместе со мной живет.
У меня возникают какие-то истории мелкие, но ничего серьезного.
Как будто между мной и девушкой моей Машка стоит и смотрит на меня укоризненно. Даже в постели. Представляете?
— А вы не пробовали привычки поменять? Для начала — ходить в другие кафе, в парк другой?
— Так а на что поменять? Просто механически? И вы думаете, поможет?
А мне знаете что кажется? Что вот уже два года прошло, а я с Машкой окончательно расстаться не могу. Что-то мне мешает. Родители говорят: только время вылечит. Жалеют меня, я ж говорю. А оно не лечит чего-то. Нет, конечно, все уже не так обостренно. Но присутствие ее ощущаю. Это же должно когда-то пройти, правда? Это же не может вечно длиться?
Я тут думал, что если любовь — процесс, то ведь и разлюбливание, если можно так выразиться, тоже процесс. А любой процесс можно убыстрить. Вот вы знаете как?
* * *
Ира Куйбышева спросила:
— Может, еще стихотворение прочтете?
— Послушайте, Ира, вы — таксист, правильно? Вот и отвезите меня до точки назначения. Кстати, мы вот сейчас с вами разговариваем, а счетчик-то работает. Мне совершенно не хочется оплачивать наш с вами треп.
Ира посмотрела в окно и закурила.
Я подумал почему-то, что целоваться она точно не полезет. Не придумано такой женщины, которая, решив целоваться, закурит сигарету.
Хотя с чего я решил, что она целоваться захочет?
Ира молчала долго.
Я понял, что, когда мы доедем до места, я ей заплачу меньше, чем будет на счетчике.
Вообще, я не люблю, когда женщины меня используют.
Хотя, если вдуматься, женщины ничем иным в жизни и не занимаются, как только используют мужчин.
А мужчины используют женщин. Так и живем.
Мне исполнилось тридцать, и я был в очередной раз одинок.
Ей — двадцать восемь, она — замужем и одинока.
Женя была настолько красива, что мой друг, увидев ее, сказал:
— Женись, старик! На таких красивых женщинах надо обязательно жениться. Совсем не важно, какая у нее душа и прочая фигня. Такая красота перекроет все.
Вокруг теплел май. Жизнь в очередной раз обманывала перспективами тепла. И всем, конечно, хотелось попасться на этот обман.
Тогда еще только начали входить в моду тусовки. На одной из них мы и познакомились.
Она была с мужем, поэтому я не стал на ней концентрироваться. Отметил про себя, разумеется, что женщина невероятно хороша собой. И все.
Женька подошла сама.
Красивая женщина — это диагноз. Женщина, знающая, что она красива, — тяжелый диагноз.
Женька все про себя знала. В ее глазах любой желающий мог прочесть вопрос: «Что, тоже хочешь меня?»
Такие женщины меня всегда пугали. Я совершенно не понимал, что могу им дать.