— Значит, эти покои принадлежали последней фаворитке князя Караса?
— Насколько мне известно, нет. Такой эту комнату сделали по приказу князя Кейна.
Дара снова улыбнулась. Они все здесь были на удивление улыбчивыми и радушными, но год в замке Норг научил меня не доверять первому мнению. Как бы они ни радовались возрождению гаремных традиций, я знала, что за гостеприимством может прятаться все что угодно. Лила вполне могла рассказать правду о южных покоях — ей наверняка поведали о пленнице-нифрейке, — но почему-то не сделала этого. Ощущение, что меня испытывают, проверяют, не отпускало.
Дара повела меня дальше. После гостиной я ожидала увидеть спальню в сдержанном нифрейском стиле, но она оказалась по-артански яркой. От разноцветных ковров на полу до оранжевых штор, прихваченных золотыми кистями, и пестрых гобеленов. Здесь везде главенствовали цвета пламени, разве что балдахин над огромной кроватью был прозрачным.
Только сейчас я поняла, как сильно устала. От путешествия, от напряжения и потрясений. Поэтому искренне обрадовалась, когда служанки помогли мне переодеться в ночную сорочку и оставили одну.
— Если вам что-нибудь понадобится, — сказала напоследок Дара, — просто проведите рукой над лампой на столике. Она зажжется, и я буду знать, что нужна вам. Доброй ночи.
— Доброй ночи, — пробормотала я.
Дождалась, пока за служанкой закроется дверь, и только тогда осторожно расположилась среди множества маленьких подушек, усеявших кровать. Меня оставили одну и даже не заперли дверь, а значит, отсюда не так просто сбежать. Не то что я рассчитывала на побег, скорее отмечала по привычке: если Кейн отыскал меня в Каменном лесу, то в Артане достанет из-под земли.
Поразительно, но мне было гораздо уютнее в спальне артанской наложницы, чем в любимой гостиной ее светлости. Возможно, здесь меня не мучили призраки воспоминаний, ни хороших, ни плохих.
Шелковые простыни приятно холодили, но сон не шел. В голове крутилось множество мыслей. Я думала про Кейна, который воссоздал покои матери и зачем-то поселил меня сюда. Про то, что он любил мать и поэтому пошел против традиций артанских правителей — у него никогда не было наложниц.
До нашей встречи в замке Норг, когда он с ненавистью пообещал научить меня ценить чужие жизни. Но я ценила. Да, бывало злилась, как и все люди, но никогда и никому не желала зла. Даже Кейну сейчас не желала. Скорее, не понимала, почему он изменил своим правилам и увез меня с собой.
За что он так меня ненавидит?
Кровать была удивительно мягкой и удобной, но сколько я ни ворочалась, заснуть не могла, только сильнее устала. Тогда я захватила подушку и устроилась на широкой софе возле окна.
Перевернулась на бок и… Проснулась от того, что сильные руки прижимают меня к твердой груди. Распахнула глаза и встретилась взглядом с Кейном.
20
Оказывается, Кейн успел перенести меня на кровать и теперь лежал рядом. Скользил ладонью по моей спине вниз, до самых ягодиц, и наверх — чтобы зарыться пальцами в мои волосы. От этой легкой ласки, а может, от его улыбки или взгляда сердце забилось быстрее. По телу прошла дрожь, и сон окончательно растаял.
— Крепко спишь, фрейлина, — поддразнил Кейн, напомнив о случае в Гроде, когда я заснула в лохани с водой.
— Я больше не фрейлина, — ответила резко и уперлась ладонями ему в грудь в попытке отстраниться. Правда, тут же пожалела об этом: ткань сорочки была настолько тонкой, что я почувствовала жар его кожи. Жар, побежавший по рукам и захвативший меня всю.
— Ты права, — как-то слишком легко согласился артанец. — Я буду называть тебя по имени, если ты пообещаешь делать то же самое. Твое «князь» звучит будто ругательство.
Это и должно было звучать как ругательство! По крайней мере, поначалу я вкладывала в это обращение такой смысл.
— Зачем вам это? — спросила, прищурившись.
— Что?
— Чтобы я называла вас князем Кейном.
Стоило отвоевать немного пространства между нами, как артанец тут же притянул меня ближе. Посмотрел на меня насмешливо, и я вернула ему яростный взгляд.
— Просто Кейн и на «ты», — поправил он. — Иначе буду называть тебя мятежницей.
— Мятежницей? — Я даже поперхнулась воздухом от неожиданности. — Почему мятежницей?
— Потому что никто еще так открыто мне не противостоял. — Кейн погладил мое обнажившееся плечо, и у меня перехватило дыхание. — Не провоцировал меня, не дерзил, не пытался перетянуть моих людей на свою сторону, не отказывался принимать мою волю. Мятежница как есть.
Хотелось бы, чтобы его «мятежница» и все, что он до этого сказал, звучало оскорбительно, издевательски, обидно. Но нет — это было нежным и каким-то дразнящим. Он словно ласкал меня словами, как до того его пальцы ласкали мою кожу.
Кейн Логхард и нежность?
Я, очевидно, не выспалась, раз такие мысли пришли мне в голову. Сколько сейчас времени?
Несмотря на то что за окном по-прежнему было темно, усталости я не ощущала. Наоборот, чувствовала прилив сил, сердце билось размеренно и сильно, кровь стучала в ушах, а в объятиях артанца было тепло. Слишком тепло и уютно.
Это меня и разозлило.
— Называйте как хотите! Хоть мятежницей, хоть рабыней, хоть подушкой. И вообще… Пустите! — Я рванулась со всей силы, так что едва не оставила под Кейном часть ночной сорочки. Готова была сражаться, только бы оказаться подальше от него, даже сжала кулаки. Поэтому совсем не ожидала, что он легко отпустит меня и позволит выскользнуть из постели.
Так я и замерла под потемневшим взглядом Кейна. Сдвинутые брови и сжатые губы выдавали раздражение, хорошее настроение артанца, видимо, покинуло его вместе со мной. Такой Кейн был привычнее того, который шептал всякие глупости. Правильнее.
Пугающий, яростный, ненавистный артанский завоеватель.
Только вкус у этой привычки оказался горький, потому что я видела его другим.
— Мы уже в Артане, Амелия, — напомнил Кейн, садясь на кровати. — Наш уговор выполнен. Теперь я могу прикасаться к тебе, как хочу и когда хочу.
— Можете, — кивнула, — вот только я не обещала, что позволю вам этого!
Артанец прищурился и, прежде чем я успела отойти, дернул меня за руку. Я потеряла равновесие и упала на постель. Точнее, на него, оказавшись сидящей на нем лицом к лицу. Наши бедра соприкоснулись, сорочка задралась, и мои щеки вспыхнули. Я задохнулась от близости, от осознания непристойности позы.
Хотела подняться, но Кейн мне этого не позволил. Наши взгляды встретились, в его глазах до сих пор бушевала гроза, а вот голос даже не дрогнул:
— Снова бросаешь мне вызов?
— Думайте что хотите, — выпалила я. — Вам прекрасно известно, как я отношусь к своему положению.