Он был захвачен не какими-то конкретными мыслями, страхами или сомнениями, а самим тревожным образом мыслей.
Другой часто встречающейся особенностью является стремление к «пережевыванию» мыслей. «Пережевывание» – это повторяющееся, невольное и почти насильственное возвращение к определенным мыслям. В случае депрессии это негативные, самоконцентрированные мысли, например: «Я ужасный человек»; «Я неудачник»; «Я не заслуживаю счастья». Существуют два пути взаимодействия между «пережевыванием» и депрессией; «пережевывание» предсказывает более длительные и сильные приступы депрессии и рецидивов, а также является побочным продуктом захвата, связанного с депрессией.
Характерные признаки депрессии включают ощущение никчемности и безнадежности, что может привести к таким саморазрушительным действиям, как устранение от социальных взаимодействий, переедание или самолечение при помощи алкоголя и других веществ. Подобные чувства также порождают психологические реакции, например бессонницу. Они подкрепляют и преувеличивают негатив, который лежит в основе депрессии: расстройство становится циклом с обратной связью, по существу подкрепляющим сам себя
[12].
Конечно, иммунитета нет ни у кого. События, вызывающие стресс, могут стать яркими и запоминающимися для любого человека, а предшествующие стрессоры увеличивают вероятность возникновения стресса под воздействием событий в жизни. Но отдельные личности реагируют намного сильнее, чем другие, и их чувствительность делает их более подверженными депрессии. Только разобравшись в опыте, полученном на протяжении всей жизни, и определив, какое событие сформировало последующий ответ, мы получим возможность узнать, что делает это особое негативное событие непереносимым для одного человека и обычным для другого.
Мы с Уэсом поговорили некоторое время и только тогда смогли определить, какое событие стало для него особенным. Его разум попал в замкнутый круг самооценки, раз и навсегда, и он отбросил свою жизнь как неудачную. Как мог бы описать это психотерапевт Уэса, в каждый аспект повседневной жизни добавлялось «да, но», и это набрасывало тень на любое событие или переживание, неважно, насколько позитивным оно было. Да, мне это нравится, но оно не продлится вечно. Да, сегодня все хорошо, но что будет завтра?
Уэс рассказал, как он сожалеет о том, что сдался депрессии.
– Я часто думаю о потерянном времени, – говорит он. – Годы, потраченные зря. Воистину тонны времени, знаете ли. Вдруг обнаруживаешь, что прошли годы, а ты все еще испытываешь те же чувства.
Глубоко укоренившееся в душе чувство тошнотворной тоски, по словам Уэса, выглядит так: тоска. Этот замкнутый круг – чувство неудовлетворенности своей жизнью перетекает в сожаление о том, что ты столько лет позволял этому чувству отравлять тебе существование. Все это порождает тоску, тоска захватывает тебя.
Величие
История Р. Лоуэлла
В 1949 году Роберт Лоуэлл страдал, по его словам, от приступов «патологического энтузиазма». Поэта видели бегущим с огромной скоростью по улицам Блумингтона, штат Индиана, «выкрикивающим проклятия в адрес дьявола и гомосексуалистов».
«Я верил, что могу останавливать машины и блокировать их мощности, просто встав посреди магистрали и раскинув руки в стороны. Каждая машина была покрыта индейскими и вудуистскими символами. Я подозревал, что я – реинкарнация Святого Духа, и страдал убийственными галлюцинациями».
Каждый взгляд и звук становился для Лоуэлла еще одним доказательством божественного откровения, его поиска спасения для «чертовой Америки» от ее собственных тлетворных грехов.
Пока Лоуэлла шатало от одного озарения к другому, театральный менеджер сообщил в полицию о том, что поэт стащил рулон билетов. Потом Лоуэлл подрался с офицером. В итоге новость разлетелась повсюду: помешанный поэт «буянил в центре Блумингтона».
Вскоре Лоуэлл позвонил в дверной звонок и, к собственному удивлению, оказался лицом к лицу с полицейским в отставке.
– Вы, должно быть, Роберт Лоуэлл, – сказал полицейский, и Лоуэлл чуть не упал в обморок. Неопровержимый знак божественного вмешательства – этот незнакомец знает его имя!
Хотя Лоуэлл имел широкое признание как один из величайших поэтов Америки двадцатого столетия, он страдал от биполярного расстройства бо́льшую часть своей взрослой жизни и периодически скатывался в пропасть самой настоящей мании.
Лоуэлл родился в одной из старейших семей Бостона (их аристократическую родословную можно было проследить до самого «Мэйфлауэра»
[13]). Ему было только семь, когда он впервые вообразил себя Наполеоном. «Возбужденно и маниакально» мальчик зубрил имена «двух сотен французских генералов… от Ожеро до Вандама». Письмо 1936 года Эзре Паунду подтверждает, что почти всю свою юность Лоуэлл страдал от припадков мании: «Всю жизнь я был эксцентричным, если сравнивать с принятыми стандартами, – признавался он не без гордости. – У меня была жестокая страсть к различного рода занятиям, обычно принимающим форму коллекционирования: инструментов; названий птиц; мраморных шариков; бабочек; змей; черепах и т. д.; книг о Наполеоне». Но все эти коллекции быстро забывались, когда Лоуэлл перескакивал от одной навязчивой идеи к следующей: «Мне было интереснее собирать большие количества, чем заниматься самими предметами коллекционирования. Я поймал около тридцати черепах и посадил их в колодец, где они умерли от голода. Я выиграл больше агатовых и мраморных шариков, чем кто-либо в школе, и постепенно накопил сотни солдатиков; в конце концов я забросил их на самую верхнюю полку».
Несмотря на то что Лоуэлл со временем осознал свое сумасбродное поведение, он, студент Гарварда, закончил свое письмо Паунду страстной просьбой. Приложив несколько стихов собственного сочинения, Лоуэлл молил Паунда сделать его своим протеже: «И снова я прошу Вас помочь мне. Вы не пожалеете, я принесу огонь и сталь, я не рисуюсь, и моя жизнь трезвая и спокойная, а не сенсационная».
На самом деле жизнь Лоуэлла едва ли можно назвать трезвой. Его детская страсть к собирательству трансформировалась за студенческие годы в серию всепоглощающих убеждений о своей жизненной миссии. Лоуэлл видел себя по-разному, причем иногда одновременно: в качестве наследника английской поэтической традиции, духовного проповедника, политического борца, а также пылкого любовника, готового бросить весь мир, чтобы создать идеальную семью. Предположения об обратном встречались с неистовой яростью. Когда отец Лоуэлла, коммандер Роберт Трэйл Спенсер Лоуэлл III, услышал, что в комнате его сына находится девушка, одна, без сопровождения, он написал сердитое письмо отцу юной леди. Месть Лоуэлла была стремительной и впечатляющей. Он привез подругу к себе, оставил ее в машине, ворвался в дом и повалил отца на пол.