– Я так понимаю, ты дала ему копии документов, которые мы дали Крамдену?
– Ей.
– Прости?
– Это была женщина. Ей были нужны чеки на велосипед и байдарки. – В голосе Мадлен звучали грусть и злость. – Ты не знаешь, где они могут быть?
Он покачал головой.
Мадлен помолчала.
– Я у нее спросила, как скоро мы сможем его снести.
– То, что осталось от амбара?
– Она сказала, компания нас уведомит.
– Никакого намека на сроки?
– Никакого. Прежде чем что-либо разрешить нам, им нужно письменное разрешение следственной группы, – она сжала кулаки. – Я не могу на него смотреть.
Гурни поглядел на нее долгим взглядом.
– Ты страшно зла на меня?
– Я страшно зла на урода, который сжег наш амбар. Я страшно зла на подонка, который наговорил нам на автоответчик эту мерзость.
Из-за злости Мадлен повисло молчание, и этого молчания они не нарушали, пока она не уехала в клинику. В промежутке Гурни то и дело приходило на ум, что тут можно сказать, а потом – почему этого говорить не надо.
Гурни постоял, глядя, как ее машина удаляется вниз по склону, потом отнес грязную посуду в раковину, спрыснул моющим средством и включил горячую воду.
Тут в кармане у него зазвонил мобильный.
На экране высветилось: г. б. баллард.
– Мистер Гурни?
– Слушаю.
– Я хотела вам кое-что сообщить, это связано с нашим сегодняшним разговором.
– Да?
– Вы говорили про следы шин…
– Так.
– Я хотела вам сказать, что мы и правда нашли следы, там, где вы говорили – в автомастерской.
– И при этом хозяин мастерской говорит, что это место на парковке не было занято?
– В целом да, хотя он и не совсем уверен в этом.
– А что с полоской земли на съезде?
– Недостаточно данных.
– То есть земли недостаточно, чтобы сделать окончательные выводы, но никаких доказательств того, что на подъездную дорожку въезжала или с нее съезжала машина, нет?
– Верно.
Гурни стало любопытно, зачем она ему звонит. Следователи обычно не дают отчета о своей работе никому, кроме непосредственного начальства. Тем более кому-то извне.
– Но есть небольшая неувязка, – продолжала она. – Я хотела бы с вами посоветоваться. В результате опроса соседей нашлись два свидетеля, которые вчера ранним вечером видели в округе “хаммер”. Один свидетель настаивает, что это была настоящая военная машина, а не позднейшая гражданская модель. Оба свидетеля видели, как “хаммер” два или три раза проехал взад и вперед по одному участку дороги, в частности мимо дома Блум.
– Вы думаете, кто-то провел разведку?
– Возможно, но, как я и сказала, здесь есть неувязка. Судя по следам протектора, машина, которая вчера стояла возле автомастерской, это не “хаммер”. – Она помолчала. – У вас есть какие-нибудь соображения на этот счет?
В голову пришли две версии…
– У убийцы мог быть помощник. – Или… – Гурни запнулся, обдумывая вторую версию и проверяя ее на правдоподобность.
– Или что? – спросила Баллард.
– Допустим, что я прав насчет поста в Фейсбуке – что он написан убийцей, а не жертвой. В нем упоминается какая-то военная машина. Возможно, в том и состояла цель поста – перевести стрелки на “хаммер”. А “хаммер” катался взад-вперед по дороге, как раз чтоб его заметили, чтобы о нем сообщили, поверили, что это машина убийцы?
– Зачем такие сложности, если он все равно припарковал машину в другом месте, где ее бы не заметили?
– Возможно, “хаммер” должен был навести нас на какую-то мысль.
И привести к Максу Клинтеру. Но с чего бы?
Баллард замолчала так надолго, что Гурни уже хотел спросить, на связи ли она.
– Вас всерьез интересует это дело, да? – наконец спросила она.
– Я постарался объяснить вам это утром.
– Хорошо. Перейду к делу. Завтра утром я встречаюсь с Мэттом Траутом, чтобы обсудить это дело и границы нашей ответственности. Не желаете ли к нам присоединиться?
На мгновение Гурни потерял дар речи. В этом приглашении не было смысла. Или был.
– Вы хорошо знаете агента Дейкера? – спросил он.
– Сегодня впервые встретила, – холодно отозвалась она. – Почему вы спрашиваете?
Ее реакция побудила его рискнуть.
– Потому что я считаю, что он и его босс – высокомерные, властолюбивые мудаки.
– Как я поняла, о вас они столь же лестного мнения.
– Ничего удивительного. Дейкер ввел вас в курс исходного дела?
– С этой целью он якобы приехал. На деле же просто вывалил на меня кучу разрозненных фактов.
– Возможно, они хотят вас ошеломить, создать у вас впечатление, что это дело – невообразимый клубок противоречий, чтобы вы тихонько отползли и без разговоров отдали бы дело под их юрисдикцию.
– Дело в том, – сказала Баллард, – что во мне есть эта склочная жилка. Не люблю проходить мимо, когда можно подраться. И еще больше не люблю, когда меня недооценивают… как вы сказали? “Высокомерные, властолюбивые мудаки”? Сама не знаю, почему я вам это говорю. Я вас толком не знаю и не знаю, на чьей вы стороне. Я, наверно, помешалась.
Гурни заключил: она знает, что делает.
– Вы знаете, что Траут и Дейкер терпеть меня не могут, – сказал он. – Этого достаточно, чтобы вас убедить?
– Думаю, должно быть достаточно. Вы знаете, где наше региональное управление в Саспарилье?
– Знаю.
– Можете там быть завтра утром в девять сорок пять?
– Могу.
– Хорошо. Я встречу вас на парковке. И последнее. Люди из нашей лаборатории внимательно изучили клавиатуру на компьютере жертвы. И кое-что обнаружили. Отпечатки ее пальцев…
Гурни перебил ее:
– Дайте я угадаю. Отпечатки ее пальцев на клавишах, которые нужны были ей, чтобы набрать тот пост, были слегка смазаны, а на остальных клавишах нет. И ваши специалисты допускают, что эта смазанность может быть связана с тем, что кто-то нажимал на эти клавиши пальцами в латексных перчатках.
На мгновение повисло молчание.
– Не обязательно латексных. Но как?..
– Это самый вероятный сценарий. Единственный другой способ, который был доступен для убийцы – заставить Рут написать этот пост под диктовку. Но она была в таком ужасе, что это могло вызвать трудности. Он и так подвергал себя риску, вымогая у нее пароль. Чем дольше она была жива, тем больше становился риск. Она могла сорваться и завопить. Ему это не нравилось. Этот человек хотел убить ее побыстрее. Меньше риск непредвиденных осложнений.