– Их слишком много. Слишком сложно.
– Когда ты вернешься?
– У нее есть сорок пять минут, закончим в два, значит, не позже трех буду дома.
– Не позже трех. Запомни.
– Зачем?
Глаза ее сузились.
– Ты спрашиваешь, зачем тебе это помнить?
– Я имел в виду, на три часа что-то назначено, о чем я не знаю?
– Когда ты говоришь мне, что сделаешь то-то и то-то, было бы очень мило с твоей стороны и впрямь это сделать. Если ты говоришь, что будешь дома в три, я хочу быть уверена, что ты будешь действительно в три. Вот и все. Договорились?
– Разумеется.
Если бы не Ким, он бы не был таким покладистым, стал бы допытываться, с чего вдруг Мадлен придает этому вопросу такое значение. Но он вырос в доме, где малейшее несогласие прятали от посторонних. Англо-ирландская сдержанность впиталась в него до мозга костей.
Ким встревожилась:
– Может быть, мне тоже поехать?
– Нет, мне и одному-то ехать смысла мало. Обоим там делать точно нечего.
– Пойдем, – Мадлен повернулась к Ким. – Сейчас подыщу тебе ботинки. Пока солнце, давай сходим в горы.
Две минуты спустя Гурни услышал из кабинета, как открывается и крепко закрывается боковая дверь. Дом затих. Гурни вновь повернулся к экрану, закрыл файл с фотографиями разбитого “мерседеса” доктора Брюстера и вбил в Гугл: “холденфилд пастырь”.
Первая ссылка оказалась журнальной статьей с пугающе академическим заглавием: “Резонанс паттернов: о некоторых аспектах формирования личности на примере дела убийцы, известного как Добрый Пастырь. Исследование с использованием протоколов бивалентного индуктивно-дедуктивного моделирования. Р. Холденфилд и др.”
Гурни прокрутил вниз другие результаты поиска, отбрасывая все лишнее вроде заметки о пастырском попечении и жизни приходов в городке Холденфилд, Небраска, и некролога афроамериканскому тромбонисту П. Холденфилду. В итоге набралось с дюжину подходящих ссылок, имевших отношение и к Ребекке, и к делу Доброго Пастыря. Все это были профессиональные статьи.
Он прошел по ссылкам, но в большинстве случаев на журналы требовалась подписка. Стоила подписка дороже, чем у него хватало любопытства, а если по стилю эти статьи напоминали статью про паттерны, то читать их целиком – значит заработать мигрень.
Глава 18
Резонанс паттернов
Куперстаун стоит на южном берегу вытянутого озера среди сельских холмов округа Отсего. Это город с раздвоением личности: тихий бизнес и бейсбольный туризм, главная улица, усыпанная лавками спортивных сувениров, и мирные боковые улочки с домами в стиле греческого возрождения под сенью вековых дубов. В центре Куперстаун был похож на типичный городок центральных штатов, а на окраинах под высокими деревьями мелькали костюмы “Брукс Бразерс”.
Дорога из Уолнат-Кроссинга заняла чуть больше часа – дольше, чем ожидал Гурни. Но это не имело значения, поскольку он выехал с запасом и приехал в “Отесагу” заранее. Ему пришло в голову, что неплохо бы послушать хотя бы часть доклада Холденфилд.
Конец марта – для туристов не сезон, тем более на озерных курортах. Парковка была заполнена едва ли на треть, особняки, хоть и в идеальном порядке, пустовали.
Гурни считал, что умеет определять класс отеля по тому, насколько быстро и легко открывалась перед ним входная дверь. Номер в “Отесаге”, решил он, ему не по карману.
Изысканный холл укрепил его в этом мнении. Гурни собрался было спросить, где находится зал “Фенимор”, но увидел деревянный мольберт с табличкой. Стрелка указывала в широкий коридор с панелями в классическом стиле на стенах. На табличке было написано, что в зале проходит съезд Американской ассоциации философской психологии.
Такой же указатель стоял у раскрытой двери в конце коридора. Подойдя к двери, Гурни услышал аплодисменты. Заглянув внутрь, он увидел Ребекку Холденфилд: ее только что представили, и она поднималась на кафедру в дальнем конце зала. Зал был внушительный, с высоким потолком: такой подошел бы и римским сенаторам.
Неплохо, подумал Гурни.
Он прикинул в уме, сколько тут стульев. На глаз около двухсот, и большая часть занята. Большинство присутствующих были мужчины, причем среднего или пожилого возраста. Гурни вошел в зал и сел на свободное место в заднем ряду, как делал на свадьбах и других собраниях, где чувствовал себя не в своей тарелке.
Холденфилд явно заметила его, но не подала виду. Она положила на кафедру несколько листов бумаги и улыбнулась слушателям. В улыбке этой читались скорее энергия и уверенность, чем приветливость.
Это на нее похоже, подумал Гурни.
– Благодарю вас, господин председатель, – улыбка исчезла, голос был четким и волевым. – Я бы хотела представить вашему вниманию один простой тезис. Не прошу вас сразу с ним соглашаться или его критиковать. Мне бы хотелось, чтобы вы о нем просто поразмышляли. Я хочу поговорить о роли подражания в нашей жизни и о том, как подражание влияет на все наши мысли, чувства и поступки. Я полагаю, что подражание – один из инстинктов, необходимых человеческому виду для выживания, и этот инстинкт столь же неотъемлем, как и сексуальный. Эта идея очень проста, но в то же время революционна. Никогда ранее подражание не рассматривалось как инстинкт – как стремление к действию, основанное на накапливании напряжения и его последующей разрядке. Но задумаемся: разве такое определение не будет точным?
Она остановилась. Слушатели молчали.
– Пожалуй, одна из самых ярких и вместе с тем никем не отмеченных особенностей подражания состоит в том, что оно нам приятно. Процесс подражания доставляет человеческому организму особого рода удовольствие, связанное с разрядкой напряжения. Во всех своих действиях мы склонны к повторению, поскольку это повторение нам нравится.
Глаза Холденфилд горели, слушатели зачарованно смотрели на нее.
– Мы испытываем удовольствие, когда видим то, что уже видели, и делаем то, что уже делали. Мозг стремится к резонансу паттернов, поскольку такой резонанс рождает удовольствие.
Она сошла с трибуны, словно для того, чтобы быть ближе к слушателям.
– Выживание вида напрямую зависит от того, способно ли новое поколение копировать поведение предшествующего. Такое копирование может быть заложено на генном уровне или же быть следствием обучения. Поведение муравьев зависит в большей степени от генетической программы. Наше с вами поведение в огромной степени зависит от обучения. Мозг насекомого уже при рождении знает практически все, что ему необходимо. Человеческий мозг при рождении не знает почти ничего. Насекомому для выживания необходимо действовать. Человеку для выживания необходимо учиться. Инстинкт насекомого заставляет его в течение жизненного цикла совершать определенные действия, а присущий нам с вами инстинкт подражания заставляет нас обучаться действиям.