Его высокомерие начинало напрягать.
– Меня зовут Агата. Мне казалось, что это дом Екатерины Александровны, и если она приглашает меня остаться, я могу принять это приглашение!
– Правильно казалось, – кивнул он. – Но есть нюанс: Екатерина Александровна больна и не может принимать решения.
– Мне она показалась вполне адекватной!
– Ключевое слово здесь «показалась». Не верьте всему, что вам кажется.
– Простите, но вы себя так и не назвали.
– Я и не обязан.
Находиться с ним в одном помещении с каждой минутой становилось все сложнее. Агата прекрасно помнила, что у нее действительно нет здесь никаких прав. И что теперь, перед каждым голову склонять? Или просто развернуться и уйти?
Второй вариант был привлекательней – ей не хотелось оставаться наедине с этим типом. К счастью, это уединение было нарушено раньше, чем Агата готова была сдаться и бежать отсюда. У нее из-за спины, со стороны лестницы, донесся знакомый голос:
– Это Гера. Он зануда, не обращай внимания.
Ян спускался к ним, и выглядел он даже экзотичней, чем вчера. Драные джинсы, казалось, готовы были свалиться с бедер в любой момент. Майка смотрелась так, будто изначально была черной, потом ее уронили в красную краску, а после этого почему-то попытались отстирать в синей краске. Вьющиеся волосы он, казалось, не расчесывал вторые сутки, и теперь они закрывали половину лица.
И если Агату его вид удивлял, то неизвестного ей мужчину, похоже, приводил в ярость.
Слишком уж резко Ян отличался от него – безупречно одетого, идеально подстриженного, гладко выбритого.
– Ты снова здесь? – сквозь зубы процедил мужчина.
– А ты надеялся, что я съеду? – фыркнул Ян.
– Надеялся, что ты приживешься на одной из свалок, по которым шатаешься.
Ян не был ни обижен, ни задет, он широко улыбнулся:
– А вот облом.
Между ними чувствовалась давняя неприязнь, настолько сильная, что оба мгновенно позабыли об Агате. Ее это не устраивало, пришлось напоминать о себе:
– Может, кто-нибудь объяснит мне, что происходит?
– Герман Веренский, племянник Екатерины Александровны, – наконец представился мужчина в строгом костюме.
– Который стесняется ее и сторонится вот уже два года, – добавил Ян.
– Если бы я сторонился ее, меня бы здесь не было.
– Можно подумать, сейчас ты приехал ей доброго утра пожелать. Признай: тебе нравится быть надзирателем.
– При чем тут надзиратель? – поморщился Герман. – Она нездорова и может навредить себе. Я слежу, чтобы этого не случилось.
– Она вполне здорова.
– То, что она тебя здесь приютила, доказывает обратное. Здоровые люди, когда им одиноко, заводят собаку. Она же впустила тебя.
– Если он так опасен, почему вы не прогоните его? – вмешалась Агата.
– Он не более опасен, чем любой другой дурак. Но для человека в таком состоянии, как моя тетя, и это много.
– Но он все равно здесь.
– Так он бы и рад меня прогнать, да не может, – фыркнул Ян. – И тебя не может, так что не обращай внимания. Перебесится и свалит еще на месяц.
– К сожалению, мой отец слишком добр, – мрачно пояснил Герман. – Когда речь заходит о его младшей сестре, он склонен принимать сентиментальные решения, а не разумные. Поэтому он позволил ей распоряжаться всем, что происходит на территории этого участка.
Говоря об этом, он то и дело косился на лестницу. Похоже, он верил в диагноз Екатерины, но все равно уважал ее и не хотел бы, чтобы она слышала его рассуждения. Однако Веренская сумела удивить и его, и Агату: она вошла на кухню со стороны столовой. Никто из них не мог сказать, когда она проснулась и когда спустилась сюда.
Как и вчера, Екатерина выглядела безупречно. С укладкой и легким макияжем, в элегантном кремовом костюме, она, казалось, собиралась на официальный прием, а не завтрак в собственном доме. Ее глаза оставались невозмутимыми и спокойными, и Агата, как ни старалась, не могла поверить, что кто-то способен так ловко скрывать безумие.
– Сейчас будет скандал, – вздохнул Герман.
– Скандала не будет, – покачала головой Екатерина. – Я просто попрошу тебя уйти.
– Вот так быстро? Ни разговора, ни приветствия?
– Думаю, ты уже наговорил достаточно.
– Я не сказал ничего нового!
– Да, но это не значит, что со временем мне становится приятней это слышать. У меня гостья, с которой я хотела бы побеседовать больше, чем с тобой. Пожалуйста, не тревожь меня до следующего своего дежурного визита.
Он злился и, как ни старался, не мог это скрыть. Екатерина же владела собой идеально.
Кого из них проще было назвать психом? Да его, конечно! Хотя нет, даже не так. Герман вел себя, как обычный человек, а Екатерина – почти как сверхсущество, не подвластное земным страстям. Агата понимала, что глупо так думать о ком-то, но ничего не могла с собой поделать.
Должно быть, сказывались события последних дней и все эти разговоры о ее «волшебной» крови.
– Ладно, я уеду, – сдался Герман. – Меня, как обычно, не пригласили на это цирковое представление. Но с вами я все-таки поговорю.
Он обращался к Агате, и она сдержанно кивнула. Она запуталась, и Герман, вероятно, мог дать ей ответы, в которых она отчаянно нуждалась.
Они вместе покинули дом и по одной из витых дорожек направились к машине. Ни Ян, ни Екатерина не пытались им помешать. Оба они, казалось, не видели ничего особенного в согласии Агаты. Хочешь говорить? Пожалуйста, здесь пленников нет! Они остались на кухне и даже не смотрели ей вслед.
– Вы походите на адекватного человека больше, чем та зверюшка, что тетя держит при себе, – отметил Герман, когда за ними закрылась дверь.
– Я так понимаю, речь идет о Яне?
– О ком же еще? К счастью, такой клоун здесь один. Что вы о нем знаете?
– Чуть больше, чем о вас, – указала Агата.
– Значит, вы уже заблуждаетесь. Он даже больший псих, чем моя тетушка, и я рекомендую вам не верить ни единому его слову. Подобное притягивается к подобному, они общаются уже два года, и ничего хорошего из этого не выйдет. Вам такое нужно?
Агата невольно вспомнила лесную погоню и свой побег из больницы. На фоне этого дом Екатерины, скрытый вековыми соснами, казался оплотом спокойствия.
– Я еще не решила, что мне нужно, – уклончиво ответила она.
– Тогда просто поверьте мне на слово и уезжайте отсюда. Вы знаете, что моя тетя оказалась в изоляции не просто так? Она совершила преступление.
– Она рассказала мне.
– И, конечно же, завершила все тем, что она невиновна и ее подставили, – хмыкнул Герман.