Один из номеров, Николай Кругов, потерял младшего брата в прошлую операцию. Это был как раз тот боец, что умер от заражения крови. Вы понимаете, видеть. как твой ближний долго и мучительно умирает, а ты не ничего можешь с этим поделать… это крепко заряжает ненавистью к врагу. Кругов был очень замотивирован и имел личный счёт к лётчикам люфтваффе.
Но при этом воевал Николай не только зло, но и хладнокровно, что стало определяющим при постановке новичка первым номером пулемётного расчёта.
Он установил «Дягтерёв» на плечо второго номера, Михаила Садова, кряжистого мужика. Тот тоже был из пополнения. Михаил крепко сжал сошки, обеспечив необходимую устойчивость. Кругов расчётливо выждал, когда немец снизится метров до четырехсот и приблизится к точке прицеливания, после чего хладнокровно открыл огонь короткими очередями.
Конечно, он не сбил «Хеншель», но самолёт дёрнулся, уходя с первичного курса. Смертельные для моей группы пулемётные трассы прошли мимо. Вряд ли Николай сумел повредить что-то важное или ранить лётчика, но удар нескольких бронебойных пуль по дюралевой обшивке, пробив ее, напугал пилота.
Немец развернул свой полутораплан, но за это время мы буквально пролетели разделявшие лес и дорогу двести метров и скрылись среди деревьев. Лётчик попробовал преследовать, ударив из двух пулемётов в нашу сторону, но нарвался на довольно плотный ответный огонь. Получив ещё несколько пробоин, пилот решил не рисковать и, сбросив в стороне бомбовую нагрузку, ушёл на аэродром.
Операция не удалась, взрывчатка осталась на перегоне. Пробовать ещё раз выйти к дороге мы не решились. Кроме того, схватка с «Хеншелем» обернулась очередными потерями: слепые очереди немцев достали одного из бойцов в затылок.
В третий раз мы уложили практически всю оставшуюся взрывчатку под рельсовую нить, предварительно пропустив патрульную мотодрезину. Но за ней пошла ещё одна. Экипаж внимательно осматривал дорогу двигаясь с небольшой скоростью. Они заметили верёвку и разрыхлённый щебень балласта.
Я решился на подрыв. Немцы уловили моё движение и открыли огонь, но последующий взрыв крепко оглушил противника и поднял камни в воздух. Те ударили по экипажу дрезины не хуже шрапнели.
Пока фрицы приходили в себя, я первым открыл огонь из трофейного «маузера». Мои выстрелы послужили сигналом бойцам прикрытия. Точно ударили пулемётные очереди, словно автомат заработала снайперская винтовка Михаила. Расчёт крупнокалиберного «гочкиса» уделало камнями, уцелевшего пулемётчика, до того успевшего нырнуть вместе с ручным МГ, снял наш снайпер. Немец успел дать только одну очередь, характерно отличающуюся от привычного рокота МГ-34: звук был похож на вой пилорамы.
Пока безуспешно пытавшихся огрызаться фрицев давили бойцы прикрытия, я сумел подобраться ближе и точно бросил две гранаты. Одну с задержкой, осколки здорово ударили по и так оглушённым немцам. Вторую заложил точно в боевой отсек.
Сменив магазин «маузера», под плотным огнём прикрытия я добрался до дрезины и добил уцелевших немцев. Это было не так и сложно: разрывы гранат сделали своё дело, уничтожив, по сути, экипаж. Оказать хоть какое-то сопротивление попытались всего трое немцев, но в их руках не было опасного для меня автоматического оружия.
Нам достались неплохие трофеи. Французский 13,2-миллиметровый «гочкис», переименованный немцами в МГ.252 (ф), сильно повредило щебнем и осколками гранат, а вот новенький МГ-42, с установленным прямо на пулемёте оптическим прицелом, стал отличным трофеем. Нам досталось также много «колотушек» и «яиц», патроны; мы навешали на себя трофейные карабины и единственный автомат, прихватив также сухпай фрицев. С унтера, висок которого пробило осколком, мы сняли практически не пострадавшую форму. Он совпадал со мной габаритами; очень полезный трофей. Удачный опыт его использования у нас уже имелся.
Люди гибли в боях, но на их места приходили другие. После наших ударов отряд вырос до пяти десятков бойцов: действия «лесных мстителей» нашли у местных живой отклик. Пройдя тщательную проверку, новички пополняли наши ряды.
Я решил несколько изменить структуру своего подразделения, сформировав пять отделений.
Первые два стали отделениями диверсантов. Пять человек – обученные мною подрывники, вооружённые трофейными карабинами и гранатами. Ещё пять – группа прикрытия. В неё входил пулемётный расчёт из двух бойцов, два снайпера (лучшие стрелки) и командир отделения с автоматом. Отделения менялись на заданиях, во время отдыха бойцы активно тренировались: рукопашный бой, минное дело, метание ножей и макетов гранат.
Вторые два отделения несли караульную службу. Вокруг лагеря располагалось три секрета по два бойца с винтовками, плюс четыре бойца с пулемётом непосредственно в карауле. Отделения менялись ежесуточно, время на отдых после дежурства выделялось в первой половине дня, во второй бойцы также тренировались. Я разрешал спать в секретах днём по одному бойцу. Проверял караулы регулярно, если секрет засыпал полностью, то на тренировках, после смены, я наказывал бойцов физически.
Последнее отделение, семейных мужиков, я оставил охранять «бабский» лагерь. Им я тоже оставил пулемёт, снятый с подбитой бэтэшки ещё Лёхой-егерем.
– Почему же люди пошли к вам именно тогда, летом 42-го?
– В 41-м, шокированные скоростью немецкого наступления, многие поверили в падение советской власти. И, если быть честным до конца, далеко не все жаждали за неё умирать.
Но политика нацистов на завоёванной территории принесла свои плоды: люди убедились в бездумной жестокости захватчика. Карательные акции и месть фрицев за своих погибших зачастую настраивали жителей не против партизан, а против палачей, что толкнуло многих мужчин вступить в отряд.
И в целом, если в 41-м партизанское движение только зарождалось и стало доставлять фрицам реальные проблемы ближе к зиме, то в 42-м оно приняло масштаб полевых сражений. «Лесные бандиты» – так называли нас немцы – не просто наносили удары по транспортным артериям, они нападали на комендантские гарнизоны и полицейские участки, уничтожая врага. В центральной и восточной Белоруссии партизанами контролировались целые области, на их вооружении появились артиллерия и даже танки!
Естественно, усиливающееся сопротивление в тылу вынудило нацистов принимать более действенные ответные меры. Во-первых, полицаев стали лучше вооружать, их число заметно увеличилось, а всех новоприбывших вязали кровью в карательных акциях. В ряды «бобиков» приходили многие недовольные советской властью, что служили немцам не за страх, а на совесть. На командирские должности ставили людей с боевым опытом, энергичных и жестоких. Они неплохо готовили подчинённых, умело и беспощадно сражались с партизанами. На вооружении «бобиков» тоже появились тяжёлые пулемёты, трофейные пушки и миномёты.
Во-вторых, немцы усилили оборону железной дороги, увеличили численность охранных и полицейских частей. Для борьбы с крупными партизанскими отрядами широко применялись войсковые подразделения, усиленные бронетехникой и авиацией.