Тур - воин вереска - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Михайлович Зайцев

Из семени, павшего в землю тысячи лет назад, взросло древо. Оно поднималось, радуясь свету и теплу, впитывая их, радуясь ясному дню и тёплой ночи, претерпевая невзгоды и непогоды, страдая от зимней стужи, прорастая землю могучими корнями и всасывая животворные соки, и за сотни лет великолепно, буйно разветвилось, и на бесчисленных вечных ветвях его из года в год множились листочки. Тысячи и тысячи листочков. Вроде одинаковые все, но присмотришься — разные; не отыскать двух совершенно схожих. И на каждом — мудрость, или имя, которое помнят, а может, уже запамятовали, или чьё-то деяние, злое иль доброе, или событие, ставшее легендой, а то и забытое за бесконечной давностью лет, канувшее в Лету, или лик — чёткий иль расплывчатый... Пришла новая осень и моя вместе с ней, и опали с того древа все листья, и подхватил их ветер, и закружил; оттого будто вырос в воздухе храм, тот, что был когда-то из камня, но в этот миг — храм, сложенный из парящих, взвившихся под небеса листьев... А как ушёл ветер, так и рассыпался храм. Тогда я собрал все листья и разложил на земле так, как лежать они были должны — так разложил, чтобы мудрость легла к имени, а имя — к деянию, а деяние — к высокому смыслу, а чёрное деяние — к достойному возмездию, а радость — к веселью, а печаль — к унынию, а настоящее — к будущему, к ясному светлому дню, к подлинному счастью... Нелегко это было, и плакали мы, и смеялись, и грустили, и томились, и подгоняли себя, заглядывая наперёд, и ждали, набравшись терпения, и брались за работу вновь, и на это ушли целые годы; за трудами не заметили, как прибавилось седин и убавилось сил...

Но составилось наконец единое целое.

Слава тебе господи! Я справился. И теперь лежит на земле у ног моих бесценное сокровище, о котором думали, что оно исчезло навсегда, и что уж ни тех имён, ни тех деяний, ни высоких помыслов и ни высокого смысла их, ни лиц досточтимых, коим самое место — в памяти народной, — восстановить нельзя...

Садись, мой милый друг, берись за первый листочек, потом за другой и далее, перебирай их, и ты, быть может, прослезишься не раз там, где у нас с ресницы скатывалась слеза, и улыбнёшься нашей улыбке, и погрустишь с нашей грустью, и потомишься, как мы в эти годы, и к тому времени, как до последнего листочка доберёшься, восстанет в мыслях твоих, в душе и в сердце тот храм великолепный, живой, нерукотворный, но сотворённый мыслью, храм, сияющий чудным блеском, храм вечный, ибо мысль вечна, храм, который наполнит тебя чистотой и светом, как наполнил уже нас...

Я огромен, я — мощь, ибо грудь моя — скала, а хребет мой — горная гряда, а ноги — столбы каменные. Нет сильнее меня во всей округе. Я добр и я свиреп, я благодушен и я неукротим в гневе, я упрям и я уступчив, как малое дитя. Величава, царственна и неспешна поступь моя. И земля, по которой я ступаю и которая дрожит от поступи моей, не мать мне, а сестра, ибо я так же вечен, как она вечна. И повсюду, где есть она, землица, поросшая вкусной и сочной травой, был я и были братья мои. Я — тур, я бык, я властелин в своём краю, необозримом оком под ясным небом, неохватном мыслью, необъятном под небом звёздным. Копыта мои тверды, как железо, крепка шкура моя, чёрная, как ночь, рога мои остры, как меч; остёр взор и чуток слух. Кто хочет содеять мне зло, кто хочет отнять моё, враг мой, самый сильный, самый лютый, берегись попасть под копыта мне, сомну, берегись на рога попасться — проткну...

Так я думал. Но однажды пришёл враг, много врагов — и с севера, и с запада, и из иных краёв собрались, дальних и близких. Лютые волки, огромные волки — мощь и коварство, жадность и упорство, великое терпение и хитрость, хитрость... Грудь у каждого — скала, а хребет у каждого — горная гряда, а ноги у каждого — столбы каменные.

Я принял бой. Но взяли меня со всех сторон могучие, вцепились в бока, и в шею, и в спину острыми клыками. Я сражался, расшвыривал их на стороны — откуда пришли, топтал стальными копытами, пронзал рогами-мечами, убивал мощными и точными ударами ног; но было их много, слишком много для меня одного. Я стонал, я мычал, а они рвали меня — живого на части, брызгала наземь кровь. Далеко разносилось их злобное рычание. И вот я пал, ибо силы мои иссякли. Возликовали они, безумным воем отпраздновали победу свою. Взор мой угас навсегда...

Казалось, навсегда. Но нет! О радость!

Пришёл человек однажды и поднял из травы мой череп — с рогами острыми, как меч. С любовью огладил он череп, и молвил добрые слова, и долго над черепом трудился — то сталью его усердно резал, то о камень точил исправно. И изготовил шлем. Потом ходил он к старому кузнецу, который жил отшельником, мастер, который, говорили, и Судьбу мог выковать, и он выковал маску на шлем, грозную «личину» выковал из крепкого шведского железа, и отделал её искусно серебром.

О счастье! Я снова поднят на плечи, могучие, как горная гряда, и грудь подо мной — опять как скала, и смотрят из новых глазниц зоркие, умные глаза, а руки, что меня так высоко вознесли, — твёрдые, подобно камню! И теперь снова я могу сражаться!..»

Литва, Белая Русь, милая сердцу земля. Хотя нет здесь высоких, снеговых гор, подпирающих купол небесный, нет морей и океанов с вечным пенистым прибоем и острыми скалами, грозой кораблей, но есть много озёр и рек, щедро питающих природу, есть без счёта родников, дарящих миру чудодейственную живую воду, и есть просторные равнины, только кое-где пересечённые грядами холмов, равнины с дремучими, мшистыми лесами и неоглядными, как степь, полями, радующие взор, с можжевеловыми пустошами и цветущим к осени вереском — пышным ковром, лилово-розовыми волнами, — сладкий дух которого так и витает над полянами, и тихим голосом который — прислушайся только, закрой глаза — будто нежную песню в ветерке поёт, древнюю, как этот край... и об этом крае. А как красивы извилистые реки и речушки, как живописны берега их, поросшие лозняком и мятой, и сколь таинственны и притягательны тёмные уголки под раскидистыми ивами, что мочат свои корни и ниспадающие гибкие ветви в быстрой воде!.. Кажется, приди сюда в ясную лунную полночь — и увидишь русалок или встретишь юную красавицу-колдунью, что заворожит тебя, приворожит и безвозвратно погубит, овладев твоими очами и губами, выпив дыхание твоё, завладев твоим жаждущим любви сердцем... Пройдёшь по бережку — там неказистый мосток, и в этой его неказистости, в обветшалости — неизъяснимое благолепие; а там камень-валун, веками обтекают его журчащие, прозрачные струи; а здесь, под бережком — притопленные старые лодки. В сторону отойдёшь, пройдёшь тропинкой или полем, лугом, льном, увитым с краю повиликой, сладкий дух лета вдохнёшь, увидишь покосившийся на могилке крест, ветхий, истлевающий от солнца и небесных вод, а там беловолосый мальчик, пасущий коз и играющий на свирели простенький мотив... купается в щедрых солнечных лучах. Поднимешься на взгорок... Иисус Всемогущий!.. Какой дивный простор! Отрада глаз! Далеко-далеко, за лесочком, за овражком, за сочными луговыми травами, отрадой скота, медленно ворочают крыльями величественные ветряки.