Оживший покойник - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Леонов cтр.№ 37

– Привал!

Авдотья Морозова сидела в своем шатре на складном походном стуле и вышивала золотой нитью сложный узор на шелковом покровце, когда тяжелый полог входа откинулся и внутрь помещения вошел Борис Салтыков, скромно держа на сгибе левой руки горлатную шапку из енисейского соболя высотою в локоть.

– Как обустроилась, Авдотья Алексеевна, все ли по нраву? – спросил он, учтиво кланяясь.

Авдотья, бросив на боярина хмурый взгляд, сказала с явным вызовом в голосе:

– Спаси Христос, Борис Михайлович. Уж никак не пойму, почто так опекаешь меня? Аль интерес какой особый имеешь? Говори, не таи в себе. Я ведь не вещунья, гадать не умею.

В ответ Салтыков решительно мотнул головой и, присев на краешек скамьи, стоявшей у самого входа, пылко произнес:

– Скажу, Авдотья Алексеевна. Как на духу скажу. Чего скрывать? Сама все видишь, не маленькая. Люба ты мне! Душа не на месте, как вижу тебя. Красота неписаная, лебедушка белая…

– Ой ли, Борис? – перебив, ехидно спросила Авдотья, насмешливо глядя на ухажера. – И давно любишь-то?

– Да как увидел, так и полюбил, – пожал плечами Салтыков. – Оно понятно, сердцу не прикажешь…

Авдотья, словно останавливая поток его велеречия, подняла руку и зло процедила сквозь зубы:

– Давно, получается. А теперь, значит, воспользоваться решил? Не стыдно, боярин? Глеб еще не погребен, а ты уже к его жене ластишься? Под теплый бочок лезешь!

Сраженный таким напором, растерянный Салтыков обиженно засопел:

– Напрасно ты так, сударыня. Я же по-серьезному все хочу. Как положено. Я Глеба любил по-братски и не давал повода сплетням, но сейчас его нет, а жизнь продолжается. Ты молода, красива! Станешь моей женой, будешь первой в государстве. Выше царицы сядешь…

– Не много ли на себя берешь, Борис Михайлович? Гордыня – тяжкий грех! – прикусив губу, мрачно проговорила Авдотья, возвращаясь в свое походное кресло и взяв в руки пяльца с неоконченной работой.

Но Салтыков и не думал отступать. Он гоголем прошелся мимо Авдотьи, спесиво выпятив нижнюю губу и нехотя роняя слова:

– Нет. Не много. У меня есть деньги и власть. Тетка Ксения верит мне, как слепая лошадь. Мишка, государь, – молод и глуп. Так что, как скажу, так и будет!

– Но, кроме государя и его матери, есть еще его отец, патриарх Филарет! Он-то тебя не очень привечает…

Видимо, фраза, сказанная Морозовой, угодила точно в цель. Борис Салтыков заскрипел зубами, и лицо его налилось кровью, казалось, он сейчас лопнет от злости.

– Филарета многие не любят. Говорят, он тайный католик и униат. И уж точно повинен он в смуте и разорении государства нашего.

– А ты, значит, к новой смуте призываешь? – удивленно воскликнула молодая женщина, всплеснув руками от негодования. – Не хочу я власти, Борис. Власть – это кровь. А мне ее уже хватило. Я домой хочу, к родителям…

Настала очередь возмущаться Салтыкову.

– А о сыне ты подумала? – воскликнул он запальчиво. – Я сделаю его царем! Государем великой державы…

– Именно о нем я и подумала в первую очередь, – вскочив со стула, решительно произнесла юная вдова. – На Руси всякой власти до страсти. Не отдам я тебе, боярин, Петеньку. Даже не помышляй о том!

Они стояли посередине шатра, испепеляя друг друга взглядами, полными неприязни и презрения. Кто бы подумал, что всего пару минут назад Борис Салтыков, кажется, был влюблен в Авдотью Морозову и даже вынашивал планы счастливого брака? Видимо, любовь – крапива стрекучая.

Отец Феона сидел на влажной от росы траве со связанными запястьями, прислонившись спиной к телеге. Рядом горел маленький костер, разожженный специально для него каким-то сердобольным обозником просто так, «для согрева». В этом поступке отразился весь русский человек. Казалось, что ему до арестанта, о котором он до тех пор, скорее всего, и не знал ничего. Достойный сей муж или дрянь-человечишко, предметом его внимания не являлось, потому что самый главный душевный порыв, управляющий поступками русского человека, зиждется на сильном внутреннем чувстве совести, на глубинном уровне, решающем сложные вопросы добра и зла сердцем, а не разумом. Только русская душа мучается вопросом, как поступить: по Закону или по Совести? Только русский человек жизнь свою оценивает с позиции сына Божьего – понравится это Отцу или огорчит. Потому что по совести – всегда значит по Божьим заповедям, а по закону – всегда ли?

Феона спокойно и задумчиво смотрел на дрова, пылающие в костре, когда к нему из сгустившейся тьмы вышел Семен – «Заячья губа». На его лице играла зловещая ухмылка, сама по себе не сулившая монаху ничего хорошего, а тут еще позади этого живодера держались три мрачные личности с сизыми рожами затяжных бражников.

– Ну что, раб божий, пойдем, что ли? – развязно произнес Семка, положив Феоне руку на плечо.

– Куда? – глядя Семке в глаза, спросил инок, брезгливо стряхнув его руку.

– Куда-куда, боярин зовет, – ответил Семка, все так же глумливо усмехаясь.

– А ну, огольцы, – кивнул он своим помощникам, – помогите подняться честному отцу. – И, не оборачиваясь, направился в сторону моста.

Феона, плотно опекаемый Семкиными людьми, шел следом, внешне никак не проявляя своего волнения или простого беспокойства. Все вместе они вышли на середину моста и остановились, повинуясь молчаливому знаку «Заячьей губы» уже в двух шагах, едва различая очертания друг друга. Кто-то из охранников запалил от огнива принесенный факел и воткнул его между разошедшимися досками настила. Осветить этот факел мог немного, но обзорность сразу увеличилась.

Семка облокотился на шаткие перила и с прищуром посмотрел на плотное, как смола, беззвездное небо.

– Ночь сегодня – прямо тьма Египетская! Как в гробу, ни зги не видно. Чего скажешь, монах?

– Тебе виднее, висельник, – невозмутимо ответил Феона и добавил: – Мы же не к Салтыкову идем, верно?

«Заячья губа» довольно оскалился и утвердительно мотнул головой.

– Верно. А зачем ты ему нужен? Ты здесь вообще никому не нужен. Никто не собирался тащить тебя до Костромы.

Семка медленно повернулся и направился к Феоне, в свою очередь, предусмотрительно занявшему место спиной к перилам. Подручные Семки незаметно и тихо встали за спиной своего начальника, с самым безразличным видом взирая на происходящее.

Приблизившись к Феоне вплотную и перейдя на зловещий шепот, Семка прогнусил, брызжа слюной ему на ухо:

– А места здесь глухие. Люди воровские даже на большие обозы нападают без боязни, и ведь никого не щадят душегубы!

Семен выхватил из-за пояса кинжал и нанес короткий «воровской» удар в область солнечного сплетения. Душегуб пользовался этим приемом десятки раз и всегда успешно. Он даже знал, что выжить после его удара не удавалось никому. Но так было раньше, до встречи с проклятым монахом. Скинув на землю давно развязанные веревки, Феона неожиданно и жестко блокировал удар убийцы, а свободной рукой хлестким шлепком по запястью выбил оружие из его руки. Обезоруженный противник не успел даже глазом моргнуть, как монах, совершив замысловатое движение вокруг своей оси, резко бросил его через себя. В тишине послышался хруст ломающихся костей, и Семен с душераздирающим воем, по дуге, задрав ноги, перелетел через перила и упал в реку между опорами моста, продолжая вопить из воды благим матом.