Оживший покойник - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Леонов cтр.№ 23

– Так, отче. Ты сам запретил мне даже думать об этом… – хмуро, исподлобья глядя на архимандрита, ответила Авдотья.

Паисий тепло, по-отечески улыбнулся, погладив Авдотью по голове, и примирительно произнес:

– Я ничего не запрещаю, я лишь настоятельно советую. Я рассказал о твоем желании владыке Арсению. Скажи, не передумала ли ты уехать?

Авдотья вздрогнула и, с надеждой глядя на архиепископа, взволнованно заговорила сбивчивой скороговоркой:

– Нет, Высокопреосвященный Владыко! Не передумала, нет…

– Ты можешь ехать, – произнес Паисий в спину Авдотьи с раздражением.

Авдотья, видимо, осознав свою бестактность, живо повернулась к отцу-наместнику и, умоляюще сложив руки, едва не плача от счастья спросила, заглядывая ему в глаза:

– Когда? Когда могу?

– Когда посчитаешь возможным. Хоть завтра утром, – ответил Паисий, пожимая плечами.

Обрадованная этой новостью Авдотья сначала закрыла лицо руками, едва не прыгая на месте как малый ребенок, потом, развернувшись лицом к архиепископу Арсению, с благодарностью упала перед ним на колени, оживленно и ликующе щебеча первые попавшиеся ей в голову слова признательности.

Архимандрит, желая скрыть обиду, которая вдруг нахлынула на него, отошел в сторону и, отдернув тяжелую портьеру, настежь открыл окно. Порыв ветра, ворвавшийся внутрь, заставил трепетать свечи в канделябрах и смахнул со стола отчет монастырских дознавателей. Пространство вокруг наполнилось запахами свежескошенного сена и копченой рыбы, парного молока и сосновой смолы. Паисий с тоской посмотрел на алмазную рябь Чухломского озера, по которому порывы ветра гнали и кружили первые опавшие листья. Перевел взгляд на вздорную, гомонящую и гогочущую стаю диких серых гусей, облюбовавших себе гнездовье рядом с монастырем. Мельком взглянул на качающие темно-зелеными кронами величественные сосны заповедного бора, с двух сторон подступившего к стенам обители.

– Скоро уже и осень! – вздохнув, не к месту подумал Паисий и захлопнул окно.

А вечером пономарь Покровского собора Петр по прозвищу Развисляй был до полусмерти напуган странным схимником, появившимся сразу после заката из ниоткуда и молча ходившим по собору, кропя его святой водой. После тихо вошедшего в Царские врата и растворившегося во тьме церковного алтаря. Пономарь поднял страшный шум. Все бы можно было списать на игру его разгоряченного сознания, зная слабость пономаря к горячительным напиткам, но иноки, работавшие на скотном дворе, подтвердили слова старого пьянчужки, заявив, что тоже видели схимника, ходящего по внешней стене монастыря и кропившего стены святой водой. Обитатели монастыря напряглись и насторожились, ожидая новых неприятностей, и те не преминули случиться.

Той же ночью покой обитателей монастыря очередной раз был потревожен самым возмутительным и непристойным образом. Когда глубокий сон сморил даже самых стойких и страдающих бессонницей иноков, ворота обители неожиданно сотряслись от громкого продолжительного стука. Грохот был настолько сильный, словно стучали палицей или перначом. Спустя непродолжительное время, стук повторился и уже не заканчивался. Из небольшого помещения, расположенного под каменной лестницей, ведущей на монастырскую стену, вышел заспанный привратник с фонарем в руках. Он недовольно ворчал, сердито постукивая на ходу деревянными плесницами по каменной мостовой. Подойдя к воротам, привратник отворил маленькое слуховое оконце и возмущенно выговорил нарушителям покоя:

– Головой стучи! Кто посмел? В обитель Божью. Ночью! Как в кабак, прости Господи! Ничего святого у людей…

С той стороны ворот грубый и властный голос окончательно взбодрил его приказом, не терпящим возражений:

– Открывай давай. Ослеп, что ли? Боярин Борис Салтыков, двоюродный брат государя, со свитой пожаловал.

Ворчливый привратник поспешно отворил настежь ворота, все же не преминув сказать свое слово.

– А почем я знаю? Может, лиходеи какие по ночам шляются?

Во двор заехал всадник на гнедой башкирской кобыле. Одет он был по-военному, но без оружия, зато на кожаном ремешке с руки у него болтался устрашающего вида пернач, которым он, видно, и колотил в ворота. Всадник с усмешкой посмотрел на ершистого привратника и язвительно произнес, лошадью оттесняя его от ворот:

– Открывал тогда зачем, коль не знал? Сторож… – махнул он рукой на монаха. – Бить дурака жаль кулака!

В это время на монастырский двор уже заезжали всадники и телеги обоза. Среди группы богато одетых кавалеристов выделялся один, одетый с особой пышностью. Справедливо рассудив, что это и есть боярин Салтыков, обиженный привратник, не тратя время на препирательства со слугой, отправился прямо к господину. Подслеповато щурясь от света фонаря, поднятого над головой, чернец спросил хмуро и неприветливо:

– Ты, что ли, боярин Салтыков будешь?

Еще довольно молодой, но уже седеющий и полнеющий вельможа в багряном польском жупане, украшенном золотыми кистями и крупным жемчугом, ловко спрыгнул с белого аргамака и, удивленно взглянув на монаха, кивнул.

– Ну я, а что?

– Что же людишки твои без всякого почтения к сану пребывают? – осуждающе покачал головой привратник. – Нехорошо это. Негоже мирянину инока поносить. Господь накажет!

Салтыков не стал выяснять обстоятельства ссоры, послужившей поводом к обиде старого монаха, вместо этого он почтительно склонил голову и вежливо произнес:

– Прости их, честной отец! Сам знаешь, глупая речь не пословица. Они у меня как дети неразумные. Всему учить надо.

Удовлетворившись этим извинением, монах сухо произнес:

– Бог простит! – и удалился к настежь открытым воротам, через которые все ехали и ехали слуги боярина.

Между тем привлеченный очередным ночным шумом по монастырскому двору, опираясь на архиерейский посох, быстрым шагом шел встревоженный архимандрит Паисий, сопровождаемый заспанным, зевающим во весь рот протодьяконом.

– Борис Михайлович, каким ветром? Не чаял я увидеть тебя здесь!

– Доброго здоровья, отец Паисий! Прошу молитв твоих! – поцеловав руку и плечо архимандрита, ответил Борис Салтыков. – Был я, видишь ли, в Галиче по делам Приказа государева, когда донесли до меня худую весть о родиче нашем Глебе Морозове. Вот я и поспешил к тебе. Аль не рад гостю?

Салтыков метнул в сторону архимандрита быстрый колючий взгляд, который сменила доброжелательная улыбка.

– Господь с тобой, боярин. В моей обители тебе всегда рады, – обиженно всплеснул руками Паисий, изображая бесхитростное простодушие.

– Отрадно слышать! – ответил удовлетворенный боярин, продолжая вежливо улыбаться. – А сейчас, ежели ты, отче, не против, хочу проведать несчастного Глеба. Посмотреть на скорбь его…

Это предложение искренне удивило архимандрита, он растерянно посмотрел на Салтыкова, после чего перевел взгляд на не менее удивленного протодьякона и воскликнул обескураженно, разведя ладони рук в разные стороны: