Увы, эту сакраментальную истину Фиилор попрал мгновенно. Едва хлебнув местного аналога кваса, принц, обряженный в девичье платье, закашлялся, его глаза закатились, и с тихим стоном: «Ключи! Они сияют, жгут, ждут!» его радильярское высочество стекло со скамьи. На пол он не прилег только потому, что жрец подхватил и, возведя очи горе, поволок свою ношу обратно в комнаты.
Я торопливо дохлебала молоко и засунула за щеку последний кусочек горбушки. В трактире по-прежнему было спокойно, словно не откалывал коленца переодетый парень и не пел менестрель-выпивоха ничего еретического. Или его никто не слыхал?
— Эй, старик, хватит бренчать, спой чего-нибудь! — в доказательство моих невероятных предположений послышался из угла сиплый заказ от компашки наемников.
Сизоносый угодливо закивал и запел какую-то песню на два притопа, три прихлопа из жизни заказчиков. Дабл-Кей терпеливо дождались окончания похабной песенки и направились к старику. Разговор был тихим, но как отчаянно мотал головой старый хрыч, как крестился, то есть рисовал перед грудью круги с чертой — щит и меч Первоотца, я вполне уловила.
— Не помнит ничего о том, что пел, — хмуро пояснил Керт, досадливо поморщившись на опасливый взгляд менестреля-склеротика. — Не понимаю.
— Может, жрец знает больше? Спросим его. Заодно проверим, не окочурился ли после припадка принц, — предложила я новый план.
Мы вернулись наверх в комнаты. Постучались к высочеству. «Шериф» открыл почти сразу, не мрачный, но какой-то задумчиво-насупленный. Фиилор виновато шмыгал носом. Он сидел на кровати, нахохлившись воробышком, и кутался в одеяло. Сдернутый черный парик валялся на полу.
— Ты как?
— Холодно, — пожаловался принц. — У меня бывает: как накатит, потом полдня знобит, никак согреться не могу.
— Тогда тебе горячего надо поесть, — заметил Кирт.
— Не могу, в горло не лезет ничего, кроме воды, — еще разок шмыгнул носом принц и спрятался в одеяле, отчаянно краснея. А кому приятно выглядеть кисейной барышней, если ты не девица, да еще перед девушкой с лицом собственной невесты?
Мы сели где придется, то есть на лавку у окна и на сундук. Парни доложили про провалы в памяти у менестреля. Жрец только фыркнул, не выказав ни малейшего удивления. Кажется, у него было что сказать по поводу услышанной баллады. Однако захочет ли? Ура, захотел!
Задумчиво поглаживая бородку, «шериф» промолвил:
— Такое случалось и все еще случается на Фальмире. Ольрэн был могущественным богом.
— Разве он умер? — подала я голос, ерзая на жесткой лавке. — Почему «был»?
— Был, потому что покинул наш мир. Не зря его именуют Ушедшим, — нехотя уточнил жрец. — Он ушел, но оставил некое наследство, которое порой всплывает вот так, казалось бы, ненароком — песней, древней книгой, сном, видением… Если верить старым легендам об Указующих Путь, а именно так некогда именовались барды-пророки Ольрэна, странствующие по Фальмиру. Для пробуждения спящего дара барда-пророка должны сойтись в одной точке мира сам Указующий Путь и все вопрошающие, то есть те, для кого должно прозвучать пророчество-указание.
— Кто родился в день воскресный, получает клад чудесный? — сыронизировала я, цитируя старую сказку Гауфа.
— От времени и часа рождения сие не зависит. Умысел Ольрэна не постижим смертными, впрочем, как и замыслы любого бога. Ушедший оставил следы, метки, то, что можно назвать кладами. Их не найдешь случайно. К примеру, я слыхал, если встретятся Указующий Путь, в чьей крови течет кровь бардов Ольрэна, и те, на ком есть его метка, то кровь Указующего пробуждается и появляется песня-указание. Певец ее не вспомнит, как ни проси, а тот, кому она предназначена, сразу поймет важность и запомнит от первого до последнего слова. Знаете, что самое скверное? — завершил краткий рассказ вопросом жрец.
Мы синхронно помотали головами.
— Я, жрец Первоотца, и принц Радильяра ее помним.
Фиилор с готовностью закивал, подтверждая сказанное. Воробышек еще подрагивал, но теперь вдобавок почти выпрыгивал из одеяла-гнездышка, снедаемый любопытством.
— Так и мы помним, — не понял глубины трагедии Кирт.
— На вас метка Ушедшего, а я посвященный Первоотца, — огрызнулся «шериф», расставляя акценты.
— То есть эта историческая баллада — не информация из сферы общих знаний, а некое указание на нужный нам всем объект или вовсе призыв к действию? — присвистнула я, вернее, попыталась присвистнуть. Ким, дурочка, даже этого не умела, поэтому получилось какое-то шипение проткнутого воздушного шарика. Буду тренироваться!
— Зачем нам какие-то ключи? Кобылу мне в жены! — выпалил Кирт. — Это богов касается, мы-то тут при чем? Если этот Указующий должен был путь указать, не мог конкретнее выражаться? А сейчас тот менестрель, пьянь сизоносая, ни слова не помнит о том, что пел, пои его — не пои.
— Он сказал все, что должен, — мрачно проронил жрец и очень неохотно продолжил, словно выдавливал из себя слова против воли или, напротив, не мог удержать их личной волей в себе: — Я читал в закрытых монастырских архивах обрывки легенды о ключах Ушедшего. Дескать, это одна из шуток Ольрэна. Если ей верить — боги не желали чрезмерных отличий среди своей паствы, они смешали кровь всех живых так, чтобы невелики были различия меж ними как внешне, так и в талантах. Ольрэна, обожающего разнообразие, последнее особенно разозлило. Поэтому, уходя, мстительный бог Фальмира выкинул шутку. Он захлопнул дверь в наш мир, закрыв в нем не только людей, но и богов, и сотворил ключи, которые одновременно отворят врата нашего мира и силу разума живых. Если собрать несколько ключей из числа оставленных, то можно изменить самого себя так, как пожелаешь. Только отыскать ключи, по замыслу Ушедшего, способны лишь те, кому они нужны по-настоящему, но не для службы богам, а для самих себя. Условие, изначально невыполнимое.
— Не сказал бы, — проронил Керт, уперев взгляд в собственную руку, которой вчера довелось побывать лапой. Опыт получился пусть и спасительный, но уж больно шокирующий. Хорошо еще Альт был именно псом, а не псицей.
— Вы поведали нам не все, — догадался жрец, прищурившись эдак по-инквизиторски. Эффектно выглядел допросчик наш.
— Безумный жрец Ольрэна что-то сделал с нашими телами, воззвав к силе своего бога. Вчера я не своей волей принял обличье пса. Пусть это спасло мне жизнь, гадать, не стану ли я снова собакой в любой момент, не желаю, — сумрачно ответил щитовик.
— Ага, там еще кучер и лошади были среди мертвяков. Не только пес, — вставил Кирт, передергивая плечами.
— Стало быть, вы — не жрецы и, конечно, не боги — заинтересованы в сборе ключей, — с ходу просек фишку «шериф», снова принимаясь оглаживать бородку.
— Надо проверить. Я сейчас. — Керт поднялся с кровати и исчез за дверью.
О причинах его отсутствия задуматься никто не успел. Может, мужик до ветру вышел. Пиша — она такая коварная штука, не только входа, но и выхода требует! Сама проверяла сколько раз! Но нет, вернулся Керт не с выражением тихого облегчения на лице, а с сизоносым музыкантом под мышкой, фактически внеся старика в комнату.