Декурионы покупают булки и удаляются, аппетитно похрустывая горячей корочкой. Выходя, они прикрывают за собой дверь пекарни. Для них это банальность, а для нас — курьез.
Вы обратили внимание? Все римские двери открываются внутрь дома, никогда — на улицу. Почему так?
Причина проста: в противном случае участок общественной земли использовался бы в частных целях. Действительно, пространство напротив входа в дом используется для открывания двери и тем самым «отнимается» у общества… Только римские богачи и власть имущие могут себе такое позволить. Остальные — нет.
Это правило через века дошло до нашего времени. То же самое бывает и с нашими входными дверями: от дверей квартир до дверей подъездов многоквартирных домов. Сходите посмотреть на дверь в подъезде вашего дома…
Введение норм безопасности начало вытеснять это правило: во многих заведениях и общественных зданиях двери оснащены специальной системой открывания наружу, чтобы обеспечить быстрый выход людей в чрезвычайной ситуации. Ведь если вдуматься, именно в результате этой традиции случались многие трагедии, когда толпа людей, напиравших на дверь изнутри помещения, не могла открыть ее и покинуть опасное место.
Среди множества сохранившихся до наших дней элементов римского наследия есть еще один, который, возможно, удивит вас.
Три декуриона сейчас подошли к лондонскому амфитеатру, одному из объектов, которыми гордится город. После утренних схваток с дикими животными, полуденных смертных казней сейчас, возможно, на арене сражаются гладиаторы. Действительно, из-за ограды доносятся крики зрителей. Но этот шум не сравнится с тем, который трое мужчин привыкли слышать в Риме. Ведь в Колизее могут поместиться от 50 до 70 тысяч зрителей. А здесь — всего лишь шесть тысяч человек… в десять раз меньше. Кроме того, амфитеатр еще деревянный. Лишь при императоре Адриане здесь возведут каменный амфитеатр.
Свернув за угол, декурионы становятся свидетелями ссоры. Некто пытается увести своего друга, которого продолжает оскорблять его противник. Он говорит другу: «Посмейся над тем, кто обозвал тебя мужеложцем, Сестилл, покажи ему средний палец».
Друг повинуется и, обернувшись к противнику, плюет в его сторону и показывает средний палец, что считается оскорблением. Завязывается потасовка, одна из многих, которые можно каждый день видеть в лондонских переулках.
Декурионы удаляются, не желая ввязываться в драку.
Эта сцена для нас была весьма интересна, — оказывается, один из самых оскорбительных жестов нашего времени, поднятый средний палец, не является порождением нашей вульгарности, а восходит к древности: его использовали уже римляне… Об этом говорит и Марциал в своих «Эпиграммах».
Догоним трех декурионов. Они только что повернули за угол, выйдя на декуманус, одну из главных улиц будущего лондонского Сити. Затеряемся вместе с ними в толпе «лондонцев».
Древний праздник очищения
Турма возобновила свой путь к самой северной границе империи. Еще несколько дней в дороге. Конечный пункт следования — Виндоланда (современный Честерхолм), одна из самых удаленных крепостей римской оборонительной системы, через нее пройдет Адрианов вал. Здесь пока еще горячая пограничная зона, часто вспыхивают стычки с племенами, живущими по ту сторону границы, населяющими Каледонию, современную Шотландию.
Всадников беспокоит такая перспектива, они начеку. Но пока в этом нет необходимости: хотя города, виллы богачей и дома бедняков встречаются все реже, контроль Рима в этой части Британии продолжает быть весьма надежным.
Климат становится все суровее, ночами холодно. В низинах лежит снег. Серые тучи толстым слоем покрывают все небо, будто зимней шубой. Каждый день дождь поливает всадников, холодный ветер превращает капли в ледяные иглы, колющие лица и руки.
Турма миновала Линдум (сегодня Линкольн), потом Эборак (современный Йорк), где располагается VI Победоносный легион (Legio VI Victrix). Везде они вручали новые сестерции, а на следующее утро вновь садились в седло и продолжали путь.
Теперь им предстоит провести последнюю ночь в населенном пункте, прежде чем достичь цели своего путешествия. Они останавливаются на ночлег в маленьком городке Катарактониум (современный Каттерик, в Северном Йоркшире), выросшем рядом с военным укреплением.
Солдаты разбрелись по переулкам, тавернам и борделям городка, а три декуриона в сопровождении коллеги направляются на праздник местных племен в честь наступающего лета. Время года — между весенним равноденствием и летним солнцестоянием, примерно 1 мая.
Солнце уже зашло. Группка солдат шагает гуськом по полю, еще покрытому снегом. На этих широтах лето явно не торопится с приходом. Деревья в лесу все еще будто охвачены зимним оцепенением.
Солдаты останавливаются на вершине холма, где собирается множество людей из соседних селений. С ними их скот. Многие с обнаженным торсом, несмотря на холод. Декурионы держатся в сторонке, но с большим любопытством наблюдают за происходящим.
В центре большая куча дров и веток, все сходятся туда, будто притянутые магнитом. Масляные лампы и факелы образуют множество маленьких огоньков, парящих в темноте, подобно светлячкам. То же самое происходит на вершинах других холмов. Зрелище необыкновенно захватывающее. В свежем, кристально чистом ночном воздухе холмы будто увенчаны огнями, соперничающими со звездным небом.
Вдруг все замолкают. Держит речь человек. Это друид. Он говорит на своем языке. В ночном сумраке все лица обращены к старику, медленно и четко произносящему слова и фразы. Римляне не понимают ни слова, но прекрасно чувствуют всю торжественность момента. Их провожатый объясняет, что речь идет о празднестве очищения перед началом теплого времени года, — друид должен разжечь большой костер и провести через него скот, чтобы «очистить» его. Затем настанет черед остальных участников обряда.
Друид вглядывается в окружающие холмы: на одном из них факел ритмично покачивается. Это сигнал. Узловатым пальцем он указывает на дрова и произносит священные слова. Полуголые юноши подносят к дровам факелы, занимается пламя. При свете факелов римляне замечают изящные татуировки, обвивающие их тела, подобно плющу.
Костер разгорается, пламя охватывает поленья, принимая форму огненного собора. Декурионы смотрят на толпу, лица людей освещены огнем, их взгляды сосредоточенны.
Подталкивая, скот заставляют проходить рядом с костром. Это нелегко, животные напуганы, их можно понять. Над их спинами машут факелами.
Старший декурион смотрит на другие холмы, они пылают подобно вулканам, на снегу пляшут блики пылающих костров, разгоняя ночь. Будто разгорелся мировой пожар. Отовсюду слышны крики и возгласы. Прорвав рамки торжественного священнодействия, праздник превращается в радостное массовое действо. Зима позади, а впереди — время сбора урожая.
«Этот обряд служит для плодородия всего живого», — размышляет один из декурионов. Но не успевает он закончить свою мысль, как у подножия холма появляется множество факелов, их держат обнаженные юноши. Мускулы будто бурлят под кожей. Они кричат. Есть и девушки, тоже без одежды, они бегут, размахивая факелами. Можно разглядеть ритуальные рисунки на теле. На них только кожаные онучи на шнурках — caligarii. Их тела при свете костров кажутся язычками пламени, пляшущими на снегу.