Нет, она спросила:
— Подстригся?
Он ответил:
— Да.
И все, ни слова больше: хорошо ему, плохо, идет или нет.
— На второй этаж поднимайтесь. Кабинет двадцать семь, — командовал дежурный
Будто он не знал. Будто не был он тут. Был, был. Когда искали убийцу этой старой гадины. А она потом вдруг самым странным образом ожила!
Капитана Игнатова он запомнил по въедливым толковым вопросам. Никакой воды. Ничего лишнего. На тот момент он его, конечно, раздражал. И хотя у него было стопроцентное алиби, опасение попасть под подозрение нет-нет да накрывало. И все из-за капитана Игнатова. Из-за его профессионального подхода к делу.
Теперь Гоша искренне надеялся, что этот профессионализм сослужит ему добрую службу.
В кабинете Игнатов оказался не один. За столом сидел еще и майор. Фамилию его Гоша не запомнил. На носу, усеянном веснушками, у майора красовались очки. Он глянул на Гошу поверх них и повелительно указал ему на стул напротив стола капитана.
Гоша сел. И получилось, что он сел спиной к майору. Это сразу начало нервировать. Майор станет делать какие-нибудь знаки капитану. Или даже отдавать тайные распоряжения. Жестикуляцией, к примеру. А он будет сидеть, как лох, к нему спиной, и ни о чем таком не догадываться.
Ладно. Выбора все равно не было.
— Слушаем вас, Игорь Васильевич, если не ошибаюсь? — спросил капитан.
Никаких тебе вежливых улыбок. Ничего. Все сухо и деловито.
— Я хочу сделать заявление, — проговорил он и полез в карман парки за фотографией, которую ему вручила два дня назад Нина. Положил ее на стол перед капитаном. — Вот.
Тот рассматривал не больше тридцати секунд. И спросил:
— Что это?
— Это я.
— Это я вижу. Где вы? Что за фото? Почему вы с ним к нам пришли?
— Это фото сделано неподалеку от подъезда дома, где ранее проживала одна из моих сотрудниц. Она уволилась. Незадолго до того, как… Как ее…
— Что? — поторопил его за спиной майор.
— Незадолго до того, как ее убили. Ее имя Светлана. — Гоша назвал ее фамилию и адрес, где засветился.
— И? — капитан все же взял в руки снимок. Вгляделся. — Вы навещали ее, выходит?
— Да. Как раз в тот день, когда ее убили. Я скрыл это от вас, товарищ капитан. Сказал, что у меня алиби. Оно у меня и в самом деле было. Почти поминутное. Но…
— Но?
— Но вот этих десяти минут в моем алиби не было. Десять минут мне понадобилось, чтобы заехать к ней, поговорить и уехать.
— Ах вот как!
Игнатов переглянулся с майором.
Вообще-то это дело они не вели. Это была не их земля. Они работали какое-то время параллельно с соседним отделом по этому делу, но потом благополучно отскочили. Когда стало ясно, что убийство парикмахерши не имеет ничего общего с жестоким убийством, которое совершил Владимир Скворцов. Когда стало ясно, что зверски убитая — не хозяйка салона красоты Наталья Павловна.
Сам Скворцов причастности к этому убийству не подтвердил. Сказал, что украл чемодан из багажника и тут же забыл о существовании беспечной автолюбительницы. Все.
Сыщики из соседнего отдела разрабатывали уже третью по счету версию ее убийства, но все без результата.
— И что же произошло в эти десять минут, Слепцов? Что там произошло?
— Ничего. Я зашел к ней. Спросил, правда ли она видела мою тещу, которую все считали погибшей. Она подтвердила. И даже показала мне магазинный чек, который остался у нее. Это был вечер того дня, когда были зверски убиты несчастные. Но их будто бы убили утром, а чек был пробит вечером. Уже несостыковка. Света чек отдать мне отказалась. И про украденный чемодан из багажника ее машины решила до поры молчать. Не пошла с этим в полицию.
— Почему? — подал голос из-за его спины майор.
— Не знаю.
— Вы поговорили. Что было дальше?
— Ничего особенного. Я ушел. Уехал. Но, клянусь, когда я уходил, она была жива и здорова. И мы вполне мирно с ней побеседовали. И она еще высказала одну мысль, которая не давала ей покоя. И я с ней был согласен.
— Какую мысль?
— Если убита не Наталья Павловна, то почему она до сих пор не объявилась?
— Да! Почему? — И капитан Игнатов очень нехорошо посмотрел на него.
— Вернее, она объявлялась. Об этом рассказал моей жене сосед моей тещи. Он недавно въехал в квартиру напротив нее. Собственно, с ним она и путешествовала целых две недели, никому ничего не сказав.
— Нам об этом известно, — подтвердил голос сзади.
Майор внимательно следил за разговором. Очень внимательно.
— Но она ведь так и не появилась в вашем доме. И, вернувшись, снова пропала. — Это снова майор. — Может, это вы приложили руку к ее повторному исчезновению, Слепцов? Как бы уже у вас все сложилось. И на похороны потратились, и бизнес уже к рукам прибрали. Зачем ей объявляться. Не так ли?
— Нет, не так. — Гоша беспомощно улыбнулся, развел руки в стороны. — Я, собственно, потому и здесь.
— Почему потому? — изобразил непонимание капитан Игнатов.
— Потому что все выглядит именно так. Будто я заинтересован в ее исчезновении. Все указывает на меня. И это… Это ужасно! — Он даже всхлипнул, насколько перепугала его высказанная вслух тайная мысль, которую обгладывал его мозг третий день. — Теперь вот появилась эта фотография. И продажа салона… Это вообще ни в какие ворота не лезет! Я вообще ни при чем! А меня пытаются выставить…
— Так, стоп. Какая продажа салона? Я ничего не понял. — Игнатов нахмурился, прошелся пальцами по густым рыжеватым кудрям. — Разве вы можете сейчас продать салон?
— В том-то и дело, что нет! Нет завещания, не прошло даже нужного времени. Полгода, кажется, чтобы Ира вступила в права наследования.
— Да у вас даже тела нет, — с ехидцей заметил майор.
— Какого тела? — вздрогнул Гоша и покосился на майора.
— Мертвого тела. Вашей тещи. Это чтобы вы через полгода смогли вступить в права наследования и продать салон. Нет тела, нет наследования. Не один год пройдет, чтобы объявить пропавшего без вести человека мертвым. Такая судебная волокита, скажу я вам.
— Вот я о том и говорю! — обрадованно подхватил Гоша, тыча себя пальцами в грудь. — Какая продажа салона?! О чем вообще разговор!
— Ну! — Игнатов устало вздохнул. — И что вы от нас-то хотите?
— Чтобы вы разобрались в этой нелегкой ситуации. Чтобы вы поняли, кто за моей спиной пытается очернить меня.
Майор с капитаном переглянулись. Что было на лице майора, Гоша не видел, но недовольство Игнатова высветилось заглавными буквами.