Мне не нравилось заходить в города. Пока пройдешь все эти окраины, пока вокзал найдешь… Но мыться-то надо. Озера и реки, которые мне на пути встречались, прогрелись только к июлю, так что первые два месяца за душ приходилось платить. И к июлю пришлось-таки купить новые кроссовки. Того же размера. Просто у тех, в которых я ушла из дома, истопталась до дыр подошва, а запасные порвались. Ну а вообще… после лесов, полей, пустых дорог иногда тянет в цивилизацию. Я мылась на вокзале в платном душе, потом шла в какое-нибудь кафе, заказывала что-нибудь совсем простое. Омлет, например. Ужасно скучала по омлету всю дорогу!
Так вот, спасатель Лёша. Мы случайно столкнулись на вокзале. Я как раз шла из душа, на ходу рылась в рюкзаке и налетела на него.
– Ого! Внучка лесника! – И он протянул мне руку.
Я ее пожала, а он не отпускает, спрашивает:
– Как поживаешь?
Я думала, уже все, конец моей дороге, сейчас он меня ни за что не выпустит.
– Ты чего же так исчезла внезапно? К дедушке торопилась?
Такой взгляд у него… я никак не могла понять, он язвит или серьезно?
– Нашли мальчика? – спросила я.
– Да! Живого. Недалеко, кстати, от заимки.
Я выдохнула. Ура. Лёша все еще держал мою руку и смотрел на меня пристально.
– А ты здесь как оказалась?
– А… я учусь здесь. В педагогическом колледже. Только поступила. Вот.
– Ага. Ясно. А волосы чего мокрые? Слушай, прости, я забыл, как тебя зовут…
– Агата.
– Агата… Агафья Соловьева? Пятнадцать лет?
И взгляд сразу перестал быть нечитаемым. Сразу стало все ясно по этому взгляду и по тому, как окрепла его хватка. У него в нагрудном кармане, наверное, и фотография моя лежит. Я дернула руку изо всех сил, крикнула:
– Прости! Со мной все в порядке! Скажи им! Я скоро вернусь!
И рванула с вокзала.
Иногда очень хорошо иметь высокий рост и крепкие руки. Была бы я маминого телосложения, фиг бы вывернулась.
Бабуся Гейтвуд говорила, что в дорогу надо взять только плащ-дождевик, мешок, кеды и венских колбасок. Ну, может, у них там, на тропе Аппалачи, этого и хватает, но у нас тут точно не так, я не дура. Поэтому взяла с собой карточку. Банковскую. Родители мне подарили, когда я паспорт получила. Там копились денежки на мое платное обучение, если я, бестолочь, не смогу даже после всех гимназий и репетиторов поступить на бюджет. Деньги уходят очень быстро, это я поняла. И, как могла, экономила. Иногда удавалось поесть бесплатно. Например, девятого мая.
Я очень Девятое мая люблю, а вы? У меня оба прадеда воевали, и прабабушка тоже, а другая прабабушка и ее сестра – труженики тыла. Нам на «Бессмертный полк» рук не хватает с Гришкой. Родители очень трепетно к этому относятся, особенно мама. За неделю до Девятого мая она начинает с нами смотреть фильмы о войне и книжки читать. На парад мы, конечно, тоже ходим. Только мама впадает в бешенство, если видит малышей, одетых в военную форму, а еще если слышит, как говорят: «Отмечаем Девятое мая». Тут она просто свирепеет!
В День Победы я как раз шла сквозь небольшой городок. Там было так празднично, на всех улицах флаги, все люди с цветами… Я остановилась на обочине, смотрела, как идет мимо Бессмертный полк. И думала, как там мои. Кто несет вместо меня портрет прабабушки Лиды? И почему я не могла подождать до Девятого мая, а потом пойти? Просто не подумала. Забыла.
В городке во время концерта работала полевая кухня, всех кормили гречневой кашей с тушенкой и поили сладким чаем. Я съела две порции. Никто мне и слова не сказал, может, не запомнили, что я уже брала. Тогда я взяла еще и третью, ссыпала ее в пакет, чтобы вечером поесть или утром. Было как-то стыдно, но никто на меня не косился, и опять никто ничего не сказал.
В общем, я прикинула, что денег на карточке должно хватить, если я буду покупать только самое необходимое. Просто поразительно, насколько мало на самом деле нужно человеку! Вот раньше, дома, простите уж за подробности, я психовала даже, если папа покупал дешевую туалетную бумагу. Ну, знаете, такая серенькая есть, жесткая, как наждачка. А еще мне казалось, что человек не в состоянии прожить без душа больше двух дней. И стирать одежду за него должна стиральная машинка. Причем так стирать, чтобы одежду можно было каждый день менять. Питаться тоже надо разнообразненько: вчера ели борщ, а сегодня, что, опять? Да ну! И чай, чай с вкусняшками – обязательно! И вы даже не представляете длину моего списка «я это не ем».
Но вот в дороге я поняла, что ем все. Конечно, что-то люблю больше, что-то меньше, но съесть могу что угодно. И умею стирать в ледяной воде. А лопухи легко заменяют туалетную бумагу. И еще я могу спать на поверхности любой твердости и без всяких подушек. Потому что лошадь Марусю лучше обнимать во сне, чем класть под голову. Ну и так далее, понимаете? Я вдруг поняла, что жизнь – ужасно проста. Только передвигай ноги. И все. Не верите? Ну, попробуйте!
Один раз я, правда, не выдержала. В городе Ро. Я помылась, переоделась в чистую футболку (мятую, конечно, но это тоже к вопросу о том, на что я легко могу забить, оказывается) и пошла в кафе. Заказала омлет и включила телефон. Четыреста тридцать семь сообщений и двести шестьдесят семь звонков. Я вышла в интернет. Зашла на сайт школы. А на свои странички в соцсетях – не решилась: там же видно, когда ты онлайн. И на сайте школы я увидела отдельную закладку про меня. Она так и называлась: «Агата Соловьева». Ну, конечно, я туда зашла. Там рассказывалось, что я пропала и меня все ищут. Было выложено море моих школьных фотографий, ссылки на мои сочинения… Я вот, кстати, всерьез думаю, не нарушение ли это моих прав? А внизу было обращение директора. Что-то вроде: «Ребята, если вы что-нибудь знаете об Агате, хоть что-нибудь, сообщите, пожалуйста, мне, вашему классному руководителю или Агатиным родителям». И телефоны мамы и папы. Вот тогда меня первый раз всерьез накрыло. Чувством вины и какой-то… не знаю… непоправимости, что ли. Прямо стучало в голове: «Что я наделала?!» Я тут же отправила маме СМС: «Со мной все в порядке. Простите, что ушла. Я скоро вернусь». И отключила телефон. Потому что стало страшно. Она же позвонит. И что я скажу? Я не хотела, чтобы они переживали. Но я хотела пройти свои шесть миллионов шагов, три тысячи километров. Я ведь уже прошла половину пути! Даже больше!
Это было самое трудное. Выключить телефон. Серьезно. Это, понимаете… будто отрезать себя от мира. И в то же время будто остаться с миром один на один. И даже не с миром, а с жизнью, что ли… Это высокопарно звучит, я понимаю. Но все-таки мы привыкли, да? Ну, что есть телефон. Что в любую минуту можно позвонить, зайти в Сеть, эсэмэснуть. Я вот все думала, а как наши родители росли? Точнее, как их родители растили их без телефонов? Мама звонит нам с работы каждый день, спрашивает, как мы добрались из школы домой, поели или нет, как уроки… Когда вечером гуляешь, тоже: стоит только на десять минут задержаться, сразу у всех телефоны разрываются. А как раньше? Как бабушка Света и бабушка Марина воспитывали наших родителей? Ждали их с ночных свиданий, отпускали в походы и на пикники, на дискотеки… И даже не знали, где они и что с ними! Вот ужас-то, да? Я понимаю это, потому что если родители уезжают вдвоем на выходные и я остаюсь за старшую, а Гришка уходит гулять во двор и не приходит вовремя, я с ума схожу и сразу ему звоню. А вот не было бы телефона? Да я бы не выпустила его одного ни за что!