— Моё, — ответил Егоров и тут же закрыл глаза. В душе стало неприятно до полного стыда.
Сверху, сюда, в узкую низину между старых скал, донёсся удар топора по дереву. Потом ещё один удар, и ещё в третий раз, сухо, как выстрел, топор врезался в сухое дерево.
Старик вдруг вынул из-под своей цветастой шерстяной накидки блеснувший на солнце томагавк. Лезвие боевого топорика при каждом лёгком движении искрилось. Отточено было изумительно.
Егоров дёрнулся выхватить пистолет. Да вспомнил, что пистолеты его остались в лагере. Хранитель кладбища пожевал морщинистыми губами и поднёс лезвие томагавка к своему лбу. На короткий миг прижал лезвие к глубоким морщинам. Потом протянул томагавк Егорову, протянул рукояткой вперёд. Что делать, ухвативши томагавк, Егоров осознал мигом. Он тут же приложил лезвие к своему лбу и немедля протянул топорик назад, старику.
В той стороне, где был их лагерь, опять раздались удары топора по старой сухой сосне. Егоров оглянулся, заметил, как сосна качнулась. Её нельзя было рубить, так они сразу договорились с Хранителем древнего капища, но вот О'Вейзи теперь яростно рубит сосну... А может, и не О'Вейзи рубит ту сосну? Егоров взмокрел животом от некоего предчувствия.
А старый Хранитель кладбища заговорил, держа у лба лезвие томагавка:
— То золото, что укрыто среди священных камней нашего капища на костях моих предков, ты не добывал, пришелец из-за Большой воды. Ты не мыл золотой песок в ледяных горных ручьях, ты не строил печь для плавки жёлтых слитков, ты не болел сердцем, боясь, что золото обнаружат дурные люди. Ты просто овладел знанием, где оно есть, это золото. А потом пришёл и взял его. Так?
— Да, было так, — выдохнул Егоров. — Извини, старик. Я солгал тебе и твоим предкам. Но в том мире, за Большой водой, на той Большой земле, где я жил, там другие законы. Они гласят: «Что нашёл, то твоё».
Старик убрал томагавк ото лба, положил его себе под правую руку и тихо ответил на признание Егорова.
— Ты сейчас не на своей земле. А на той ты сейчас земле, где наши древние законы окончательно нарушены, а новые законы, написанные «людьми из раскрашенной глины», мы не исполняем. Каждый народ имеет свои законы. Так заведено древними богами... А теперь думай, что тебе делать. Ибо твой лагерь уже захватили янки. Тебя предал твой... однокровник. И к восходу Солнца тебя повесят.
Егоров вскочил на ноги. Обернулся. На его глазах старая сухая сосна наклонилась и стала падать. Егоров кинулся к своей лошади, трясущейся рукой стал совать ей удила в зубы.
— Не бери лошадь. Двигайся пешком! — раздался сзади шипящий старческий голос. Рядом с правым сапогом Егорова воткнулся в землю томагавк, блеснув на солнце...
— Возвращайся, — крикнул ему старик, — мы с тобой не договорили.
* * *
О'Вейзи торопливо совал в седельные сумки кавалерийских коней куски копчёной свинины, сухари, бутылки с крепкой выпивкой. Торопливо говорил:
— Я под злой смех этих клятых англов тайком сыпанул в бочонок с виски полгорсти опия... Валяются теперь в сиреневом сне, гады...
Егоров, сунув томагавк за ремень, вытряхивал патроны из ранцев уваленных в грёзы кавалеристов, собирал ружья и пистолеты.
— Да куда нам столько оружия! — прикрикнул на Егорова О'Вейзи. — Брось эти железяки! Садись, поехали отсюда!
Тут Егоров вдруг выпрямился, далеко отбросил длинный кавалерийский пистоль:
— А где Сэм?
— А там наш Сэм, где все предатели обитают. Предал он и тебя, и меня... Предал. Ищет он тебя сейчас на дороге в Вудсток... С ним десять солдат. Повесить тебя желают! Да очнись ты, поехали! Давай поехали!
* * *
Когда Егоров и О'Вейзи подъехали к вигваму Хранителя кладбища, костёр у вигвама не горел. Пегая лошадка старика стояла осёдланная на английский манер, под кавалерийским седлом с широкой подпругой и с военными же стременами. Егоров тут же протянул старику его топорик. Тот хмыкнул и спрятал томагавк под широкое пончо. Ловко вскинулся в седло, тронул уздой лошадь. И направил её прямо туда, где густой кустарник жимолости скрывал узкую, но глубокую пропасть.
— Э-э-э... — начал было возражать Егоров, но его конь, привыкший ходить за лошадьми по безлюдным прериям, бесстрашно шагнул в гибельный провал.
И ничего. Там, где очутился Егоров, оказалась крепкая гранитная плита, торчащая над самой пропастью. А сразу вправо и вбок с этой плиты открывался вход в пещеру. Вход тоже порос кустами и травами, его было с дороги не видать. Егоров оглянулся на злое лицо О'Вейзи, махнул ему рукой, нагнул голову и вместе с конём протиснулся в каменный зев пещеры.
За О'Вейзи, уже без привязи, потянулись в тайный ход кавалерийские кони, приученные выполнять приказы.
Глава сорок шестая
Долго шли в полутьме, и шли вниз по ровной дороге рукотворного туннеля. Егоров иногда поднимал руку. Рука до потолка туннеля не доставала.
Шли, шли и пришли.
Разом оказались в огромной, без краёв, пещере. Только потолок той пещеры был низок. Свет туда проникал через непонятные, узкие щели, проникал полосами, из-за пыли, метущейся в плохо пахнущем воздухе.
— Эк, куда попали! — не выдержал Егоров. И показал О'Вейзи на курган, видневшийся в самой середине подземного храма... не храма, а Бог его знает — чего.
Старый индеец слез с лошади и тут же предупреждающе поднял руку.
Егоров замолк.
А сверху, чуть ли не с небес, из-под низкого купола пещеры явственно слышался топот коней, отдельные людские крики.
— Так мы пришли под самое кладбище? — шёпотом удивился Егоров.
— На кладбище, — тоже тихо поправил его старик и махнул идти за ним.
Егоров и О'Вейзи, стараясь не бренчать шпорами и ступать на носки сапог, пошли за старым индейцем. И через двадцать шагов оказались у края кургана, который своей плоской верхушкой утыкался в потолок пещеры.
Старик, часто останавливаясь, чтобы подыскать нужное английское слово, рассказывал о древнем способе упокоения великих людей и великих воинов своего племени, а Егоров уже сам понял, что произошло совсем недавно.
По краям широкого кургана, на каменном полу, лежали совсем уже истлевшие останки людей, истлевшие куски материи, потемневшие металлические топорики без рукоятей, разбитые деревянные и глиняные чаши, тёсаные из камня фигурки непонятных зверей.
— Ты вверх глянь, Саша, — толкнул Егорова О'Вейзи.
— Эк оно! Вот, значит, как! — удивился Егоров.
И тут до него дошло, по смыслу, не по словам, что утром рассказывал ему Хранитель кладбища.
Была древняя гора. Там, наверху, на земле, была гора. А в середине той горы было отверстие, как будто колодец. Глубоченный колодец. Камень в него кинешь, камень долго падает, пока тихим звуком не даст понять, что долетел, ударился о другой камень... Давным-давно это было... но ведь люди всегда губят себя любопытством. Далёкие предки Хранителя кладбища связали кожаные ремни в длинный канат, выбрали самого храброго воина и на том канате опустили воина в ту дыру. Опускали, опускали... Добавили ещё кожаных ремней. Да вот, не выдержали те ремни веса воина, или боги возгневались. Но лопнул тот ременный канат. И воин оттуда, из дыры, после этого уже не кричал весёлым голосом. Разбился храбрый воин.