* * *
Как чудесна жизнь, когда тебе всего двенадцать лет — а может быть, уже и целых двенадцать! Как жадно и свежо воспринимается всё необычное, яркое, прекрасное. Царственный, блистательный Санкт-Петербург — Аликс так мечтала его увидеть! Чудо как хороши и столичные окрестности — пышные, в европейском стиле постройки в сочных красках летней природы. Но сильнее всего маленькую принцессу поразил Петергоф — праздничное царство фонтанов на берегу уходящих за горизонт синих вод Финского залива. Петергоф... Дивная жемчужина в дворцовом уборе России. Большой дворец, Монплезир, Марли, Верхний и Нижний сады — дворцово-парковый ансамбль невозможно было забыть, им нельзя было не восхищаться.
Вот грандиозный «Самсон, раздирающий пасть льву».
— Этот знаменитый фонтан — аллегория победы императора Петра Великого в войне со Швецией, — объяснял по-английски цесаревич Николай дармштадтским принцессам, перекрикивая шум низвергающейся воды. Проходя по Верхнему саду, простирающемуся над естественным склоном, Аликс долго разглядывала фонтан «Нептун»: перед взором её над зеркалом бассейна возвышался бронзовый античный бог морей, ниже — раковины и кораллы, морские кони, дельфины, женщины-реки... На южной стороне фонтана вода окутывала плащом из брызг фигуру Аполлона Бельведерского на постаменте из цельного куска гранита.
Компания молодых людей развлекалась в садах и парках Петергофа, а больше всех веселилась Аликс, часто до слёз смеясь над шутками великого князя Сергея Александровича.
Гуляли принцессы и в Нижнем парке, раскинувшемся от подножия склона до морского залива, любовались на фонтан «Солнце», похожий на причудливый цветок со множеством длинных узких лепестков, образованных струями воды, и на «Пирамиду» — огромный бело-хрустальный брызжущий водяной конус. Однако не только причудливые фонтаны, весело, с мягким журчанием выпускающие к небу струи бриллиантовой от солнца воды, радовали гостей, но и водопады, пруды, каналы. Старейший Морской канал, облицованный гранитом. Изящные павильоны с фонтанами-вазами на крышах. Украшенные лепниной изысканные дворцы. Ухоженные парки с тщательно подстриженной густо-зелёной растительностью. Аллеи с мраморными и бронзовыми статуями. Было от чего разбежаться глазам. Восхитительное великолепие!
Царская дача Александрия расположена за каменной стеной Нижнего парка Петергофа. Алиса подняла к солнцу своё белокожее личико.
— Петергоф — это лучшее, что я видела в России, — сказала она по-английски цесаревичу Николаю, — я ещё раз приеду навестить Эллу, ведь это же когда-нибудь случится, да? И обязательно вновь полюбуюсь фонтанами...
Николай, конечно же, не раз сам любовался видами Петергофа, но сейчас, благодаря детски непосредственным восторгам Аликс, царство фонтанов и изящных павильонов словно впервые предстало перед ним во всей своей прихотливой роскоши и красе. И где бы ни появлялась Аликс, Николаю всё казалось чудесным и удивительным. Эта девочка имела редкую способность побуждать собеседника видеть привычные вещи в новом свете — более свежо, ярко, интересно.
— Вы правы, Аликс, Петергоф прекрасен, — отвечал Николай, откровенно любуясь юной принцессой. — Но я больше люблю русскую старину — храмы, терема... Моя мечта — поставить в столице церковь в стиле давно прошедших веков и в её тишине от сердца молиться за тех, кто дорог моему сердцу. Отныне я буду молиться и за вас, Аликс.
Девочка раскраснелась. Она смотрела на царевича с уважением и восхищением.
— Вы такой умный, Ники, такой серьёзный. Вы, наверное, будете очень хорошим императором.
Николай улыбнулся:
— Как Бог даст. Пусть как можно дольше здравствует мой дорогой отец.
Принцесса, забыв про застенчивость, смотрела ему в глаза, и Ники уже знал, что отныне ни взгляда этого, ни раскрасневшегося восторженного личика он не забудет. Но вот она отвернулась к окну. Некоторое время царевич наблюдал за ней.
— Что вы делаете, Аликс?
Девочка смутилась и прикрыла рукой то, что задумчиво царапала на стекле, но потом сама над собой посмеялась. «Niki» оказалось выведенным с помощью перстня. И царевич, вдруг перестав улыбаться, стал вырезать рядом слово, которое девочка, конечно же, угадала ещё до того, как оформилась первая буква, — «Аliх».
Вечером 31 мая Николай записал в своём дневнике: «Сегодня чудесная погода. Завтракали, как всегда, со всеми Дармштадтскими. Прыгали с ними на сетке. В три часа поехали с ними в бреке с четырьмя лошадьми. Папа ехал впереди в семейном шарабане с тётей Мари и Викторией. Осмотрели Озерки. Все расписывались на мельнице в книгу. Пили свежее молоко и ели чёрный хлеб. У нас обедали: Эрнст, миленькая Аликс и Сергей.
Аликс и я писали свои имена на заднем окне Итальянского домика (мы друг друга любим)».
Было что-то необъяснимое в том, что их сразу потянуло друг к другу: романтичного юношу шестнадцати лет и серьёзную, застенчивую двенадцатилетнюю девочку. Некая искра пробежала и не погасла ещё там, в храме, при венчании Сергея и Эллы. Нынче же Николай и Аликс, оставшись наедине после долгой прогулки по петергофским аллеям, говорили и не могли наговориться.
Оказалось, что у них много общего. Прежде всего — глубокая вера, любовь к Богу. Второе — отсутствие преклонения перед мирским блеском и величием. Как ни удивлялась маленькая принцесса роскоши при дворе российского императора, как ни восхищалась красотами русской столицы, к её чувствам к Ники — так она нежно и робко называла наследника престола — это не имело ни малейшего отношения. Окажись через минуту цесаревич нищим, изгнанным из высшего света Аликс, не размышляя ни секунды, отправилась бы за ним пешком на Северный полюс. Великая и бескорыстная любовь зарождалась в её сердце.
И Николай и Аликс очень любили читать, были прекрасно образованны — каждый для своего возраста. Обо всём этом и говорили они сейчас, перескакивая с темы на тему. Зеленела за окном Александрия — привычные дубы, ясени, берёзы и клёны чередовались с экзотическими и редкими растениями. Милое сердцу цесаревича место — широкие аллеи и склоны, поляны и кустарники, овраги и рощи. И море — видное из Александрии суровое капризное северное море. Александрия — потому что дед нынешнего императора, государь Николай I подарил этот дворец своей супруге Александре Фёдоровне. Повсюду красовался герб имения, придуманный поэтом-романтиком Жуковским, — обнажённый меч, пропущенный через венок белых роз.
Да, цесаревич Николай любил это имение, где его семья обычно проводила лето. Здесь стоял нарядный дворец, называвшийся Коттедж, — маленький двухэтажный особняк с балконами и террасами, с ажурными аркадами. Юному Ники, его братьям и сёстрам было так интересно играть в нём — столько различных лесенок, площадок и ниш. Отец, царь Александр, каждое утро вставал с рассветом и шёл за грибами, возвращался к обеду с полной корзиной. Иногда он брал с собой и кого-нибудь из детей, чаще Ники или Ольгу. Жизнь на даче — свободная и праздничная жизнь каникул, без уроков и учителей, с играми и прогулками по тенистым аллеям среди хрустальных струй множества фонтанов — разве забывается такое? И сейчас взрослеющий цесаревич рассказывал своей маленькой подруге о золотых днях своего детства, и она с интересом слушала и тихо улыбалась, а потом оживлённо рассказывала о своей детской жизни.