Абордажная доля - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Кузнецова cтр.№ 54

И он легко, как маленькую, подхватил меня на руки.

— Сергей Иванович, ты куда свидетельницу поволок? — окликнул приятный мужской голос. — Если она вообще свидетельница…

— Слушай, Эрнесто Антуанович, сгинь в туман, не доводи до дурного. Дай ребенку в себя прийти, какой она тебе сейчас свидетель? Приходи лучше завтра в гости как человек, там и поговорите.

— Ладно. Под твою ответственность, Лесин, — после короткой паузы разрешил тот, и мы продолжили путь.

— Да Лесин и так со всех сторон ответственный, куда глубже-то, — проворчал отец себе под нос, продолжая путь.

К этому моменту рыдания пошли на убыль, поэтому сквозь слезы я разглядела и низкое серо-белое небо с глубокими синими дырами, и по-мартовски влажные черные деревья, торчащие из тяжелого, слежавшегося вязкого снега, образовавшего вокруг стволов воронки. Похоже, приземлились мы где-то совсем недалеко от родных мест. Как огромная станция умудрилась без проблем сесть и зачем это было сделано, думать не хотелось. Потому что мысли о ней влекли за собой другие, куда более тяжелые.

Отцовский темный служебный авион со скучающим рядом летуном — кажется, те же, что и перед моим отлетом, — я тоже сумела различить; они обнаружились совсем близко, на прогалине между деревьями.

— Все в порядке, Сергей Иванович?

— Ну, раз тут море Лаптевых разлилось — думаю, порядок близко, — философски отозвался отец, забираясь вместе со мной в просторное темное нутро аппарата. — Девичьи слезы в таких количествах и при таких вводных — знак хороший.

Домой летели в тишине и молчании, только у Дениса, летуна, в кабине негромко мурлыкала какая-то музыка, да я порой шмыгала носом, неприлично утирая его рукавом. И смотрела сквозь слегка затемненное окно на холодную раннюю весну, от которой успела отвыкнуть на Роолито и которой уже не надеялась увидеть.

Только сейчас она не радовала и не будила обыкновенных радостно-тревожных предчувствий. Голые ветви царапали не небо — душу, и отчаянно хотелось вырвать этот исполосованный кровоточащий комок из груди.

Впрочем, наука ведь отрицает существование души, а по существу химических процессов все это мало отличается от «ломки» наркомана. Не чувства — психическая зависимость. Мания в дополнение к фобии. Или как это называется — «стокгольмский синдром»? Когда жертва симпатизирует и испытывает чувство привязанности к своему палачу.

Вот так и никак иначе. Психическое отклонение. Болезнь, с которой просто нужно справиться, а на любое выздоровление необходимо время. Которого у меня, кажется, теперь полно…

Мне очень хотелось разозлиться, расшевелить себя, заставить ненавидеть или хотя бы презирать пирата, но как не получалось это на борту «Ветреницы», так не выходило и теперь. Мысли эти вызывали тупую ноющую боль в висках и в горле, доставляя при этом странное извращенное удовольствие. Как в детстве сдирание засохшей корочки с болячки на разбитой и не обработанной вовремя коленке.

Из авиона я выбралась самостоятельно, хотя отец поглядывал настороженно. Двинулась через посадочную площадку к лифту, не оглядываясь на летучую машинку, которая с солидным шмелиным гудением поднялась в воздух.

В просторную квартиру на шестнадцатом этаже я входила со смешанным чувством нежности, щемящей тоски и омерзения. Здесь все было по-прежнему, словно я отсутствовала не год, а всего несколько часов. Замок помнил меня и открылся, свет в прихожей — загорелся сам. Все было как всегда, и это казалось отвратительно неправильным: я-то изменилась…

— Ну что, Белка? Есть, спать, купаться или сразу разговоры разговаривать? — спросил отец, входя следом. В просторной прихожей сразу стало тесновато — высокий, широкий, громогласный майор Сергей Иванович Лесин, попадая в помещение, сразу как будто заполнял его целиком, подобно идеальному газу.

— Говорить, — вздохнула я и, скинув ботинки, поплелась на кухню. Там с ногами забилась в угол диванного уголка, обхватила руками колени, благо размеры сиденья позволяли. В доме майора Лесина вся мебель заставляла меня чувствовать себя героиней сказки про «Машу и медведей»: что поделать, братья унаследовали отцовские габариты, и мне приходилось подстраиваться.

Глянув на меня, отец опустился на табурет напротив. Один локоть положил на стол, второй рукой уперся в колено. Густые усы ожидающе встопорщились, словно у кота, взгляд — прямой, внимательный. Он не давил и не сердился, просто приготовился слушать и воспринимать важную информацию. Вот так вот, через стол, по-деловому. Это он в первый момент растерялся и даже, наверное, испугался, когда увидел меня, вот и позволил немного выпустить пар и залить слезами его серо-зеленую форму. А теперь — все, истерика кончилась, и разговор будет идти строгий, как с подчиненными. Он никогда не понимал моего стремления все время цепляться за него, маму, братьев — за руки, за одежду, лишь бы поближе, а еще лучше в обнимку.

В этом он весь. Они все. Готовы поддержать, дать опереться — но только тогда, когда действительно нет сил. А потом — будь добра собраться и доложить по форме.

— Ты получил мое сообщение? — тихо спросила я, просто потому что надо было что-то сказать и не рухнуть в пучину тоски.

— А то, — отозвался он, забавно шевельнув усами в негодовании. — Еще и ответил! Не сразу, правда, как-то негоже было все, что с первого раза записалось, отправлять. Мне вот интересно, как же ты у пиратов оказалась?

— Я у них и была, — вздохнула и отвела взгляд. — Клякса — тот, кто взял меня… под свое крыло, — разрешил связаться с родными. Мне не хотелось беспокоить вас новостью о похищении, тем более мне ничего серьезного не грозило. Ну не хмыкай так скептично, он мне правда ничего плохого не сделал. И пальцем не тронул, от всех остальных защищал, кормил и вот — даже одевал. — Я выразительно оттянула воротник комбинезона.

— И чего это он такой добренький? Прямо-таки Робинзон! Или как там этого разбойника звали, выдру ему в тундру? — проворчал отец.

— Просто я врач и оказалась полезной. — Я слегка пожала плечами. — Регулировала протезы, лечила ожоги и всякие раны… собственно, вот и все. Можно считать все это небольшим приключением.

— А что ж ты ревела белугой, приключение? — хмыкнул отец.

— От неожиданности, от облегчения. — Я неопределенно махнула рукой. — А как ты там оказался? Ну, там, откуда меня забрал.

— Так сообщили же, как только тебя опознали. Я ж поначалу даже не поверил, вот и парням говорить не стал. Нет, все, Белка Сергеевна. Будет с тебя космоса, хорош, отлеталась.

— Там посмотрим, — угрюмо отозвалась я. Не могу сказать, что действительно горела желанием вернуться на прежнюю работу, но боль и горечь прорвались глухим раздражением и несвойственным мне обычно желанием спорить. Раньше я бы промолчала, а потом сделала так, как считала нужным, а теперь… то ли что-то сломалось, то ли, наоборот, появилось, но молчать больше не хотелось.

Хватит, намолчалась. Я не в пиратском плену, и лишнее слово не будет стоить мне жизни.