– Вот как, – вздохнул юноша с удивлением. – Вольные...
– А далеко они от нас? – спросил Ратан. – Я, например, запаха совсем не ощущаю.
– Сажен сто, не более. Вон за тем холмом, – Хорт указал на возвышенность, что лысиной исполина торчала прямо на юге, среди собратьев.
– Обойдем? – стало слышно, как Ратан распаковывает меч.
– Попробуем.
Свернули на восток. Когда обогнули холм, стали видны костры, тени больших шатров. Несмотря на глубокую ночь, около пламени Хорт заметил несколько фигур. Удалось рассмотреть даже блики, играющие на обнаженных лезвиях.
Один из стражей, словно ощутив взгляд, поднял голову. Глаза его смотрели прямо на Хорта. Охотник замер, задержал дыхание, понимая, что на таком расстоянии разглядеть что-либо во тьме невозможно.
Порыскав некоторое время взглядом во мраке, страж опустил голову. Хорт осторожно, едва шагая, двинулся дальше. Хруст снега под ногами Родомиста бил по ушам. Остальные шли более-менее тихо. По широкой дуге обогнули стойбище, оставив его за спиной. Хорт облегченно вздохнул, решив, что все обошлось, как вдруг со стороны костров донесся заливистый собачий лай.
Ученик
Гавканье больно ударило по ушам. Леслав оглянулся. От костров, хорошо различимые в свете пламени, мчались несколько здоровенных пастушьих собак, яростно лая и тряся хвостами.
– Отойди, – сказал Ратан и невежливо отодвинул Леслава в сторону.
Клинок в руках воина недобро блестел, и псы замедлили бег, заметив его. Но вожак – огромный кобель лишь присел на миг и взвился в воздух, целясь человеку в горло.
Ратан как-то хитро крутнулся на месте, свернул отражением звезд его меч, и предсмертный собачий визг раскатился по степи. Прыжок завершился плачевно – пес рухнул на снег со рваной раной поперек горла. Лапы его бессильно дергались.
Остальные собаки попятились, злобно рыча. Тренькнула тетива Хортова лука, и один из псов, захлебнувшись собственным рычанием, упал на месте. Но дело свое собаки сделали. От становища доносились встревоженные голоса и лязг оружия. Быстро приближалась вереница факелов.
– Не успеем, – сказал Хорт мрачно, и еще одна псина умерла с коротким взвизгом. Свора мрачно завыла и ринулась бежать.
– Все успеем, – отрезал Ратан, и сунул Леславу мешок. – Понесешь его.
– А свой отдай магу, – обратился воевода к Хорту.
– Зачем это? – поинтересовался учитель, навьючиваясь дополнительным грузом.
– Вы пойдете на юг, так быстро, как сможете, – ответил Ратан. – А мы их задержим. Не упущу случай омочить меч в крови этих тварей.
Свечение Дара над головой воина налилось кровавым багрянцем, запульсировало тревожно. Вепрь за спиной сердито хрюкнул, а барс над головой злобно оскалился и зарычал.
– Идем, – учитель дернул Леслава за рукав, и юноша, с сожалением оторвавшись от разглядывания тотемов, зашагал во тьму.
Два мешка – это, конечно, тяжело, но если идти не торопясь, то вполне можно справиться. Хуже оказалось другое. Ни Леслав, ни Родомист не умели выбирать дорогу. То и дело забредали в глубокий снег, или, что еще хуже, в лужи, которые встречали их радостным хлюпаньем.
Охотник
Отослав мага с учеником, Ратан повернулся к Хорту, и охотника поразила перемена в облике воина – тот словно собрался, стал жестче, на лице, обычно спокойном, проступили ярость и жажда крови;
– Ну что, повоюем? – спросил Ратан зловеще. Лицо его в этот миг настолько напоминало морду рыси, свирепого хищника, что Хорт почувствовал озноб. В животе возник ком льда, но охотник нашел силы ответить:
– Повоюем.
– Тогда твое место там, – Ратан поднял руку, указывая на небольшой холм к западу. – И стреляй. Они несут факелы, так что тебе будет хорошо видно.
Хорт послушно кивнул и заторопился к указанному месту. Обернулся – Ратан исчез. Тьма ночи скрыла его, словно мать – дитя.
Едва успел присесть за сугробом, как десяток Красноглазых с факелами появились на месте, где путники разговаривали. Обнаружили след, возбужденно загалдели и сбились в кучу. Услышав пронзительный, мало похожий на птичий, свист, разом подняли головы. В алых глазах пылали отражения факелов.
Свист донесся и до Хорта. Отшвырнув страх, словно ненужный более сапог, он прицелился и спустил тетиву. Вновь натянул тетиву, краем сознания отметил, как падает Красноглазый, пораженный первым выстрелом. Словно сквозь стену донесся вопль собратьев убитого.
Хорт успел выпустить еще две стрелы, прежде чем степняки догадались, откуда летят смертоносные снаряды. Снег к этому времени осквернили три кляксы мертвых тел. И тут в круг света ворвался Ратан...
Воевода
Охотник все сделал наилучшим образом. Стрелы посеяли панику среди Красноглазых и нанесли им некоторый урон. Когда же степняки оправились, Ратан выскочил из ложбинки, в которой лежал, и ринулся в атаку.
Его заметили сразу. Ратан увидел перекошенные в крике рты, широко раскрытые глаза, но не услышал ничего, кроме стенаний ветра. Меч ударил с неотвратимостью молнии. Один из Красноглазых обнаружил у себя новый рот, пониже подбородка, и рухнул на снег, должно быть, от радости.
Легко уйдя от неловкого удара, Ратан сделал выпад, и один из его противников, согнулся со стоном, прижав руки к животу. Удар получился на загляденье – точный и сильный.
Когда же воевода уложил еще одного, степняки, в сущности – простые скотоводы, не воины, побежали.
За спиной зашуршал снег. Ратан обернулся, вскидывая меч, но это оказался Хорт. Упавшие факелы шипели, освещая картину побоища. Громко стонал раненый в живот. Ратан знал, что до утра он не доживет.
Ратан помог собрать стрелы. Оказавшись около стонущего, охотник спросил:
– Добьем?
– Надо. Зачем лишние мучения?
Хорт деловито кивнул, потянулся за ножом. Ткнул лезвием быстро и спокойно, отер об одежду убитого:
– Ну что, пошли?
– Идем, – отозвался Ратан.
Плоскими ступнями зашуршал по снегу ветер, гася факелы. Теплый степной ветер, предвестник близкой уже весны.
Путешественник
Четвертый день Луций мерил ногами бескрайние степные просторы. Он благополучно миновал болота, что тянутся узкой полосой около южного края порубежных гор.
Кроме болот, ходьбу замедлял лежавший в степях снег. Рыхлый, предвесенний, он с радостью принимал в себя ногу, но отдавать не спешил, засасывал ступню белым мокрым ртом.
В утро дня Совы Луций встал рано, разбуженный тем, что ветер швырнул в лицо пригоршню мокрого снега. На ночь цверг с головой заворачивался в спальный мешок, но под утро лицо открылось.
Позавтракал, свернул пожитки и отправился дальше. Сапоги держали, но Луций в очередной раз вознес хвалу самому себе, что взял запасную пару. Сражение со снегом, льдом и грязью – не самое простое занятие для обуви, а кто знает, какие еще дороги ждут впереди?