Смерть со школьной скамьи - читать онлайн книгу. Автор: Геннадий Сорокин cтр.№ 5

В крохотном актовом зале райотдела первые места заняли ветераны милиции и сотрудники, представленные к поощрению. За ними расселись представители всех служб и отделов РОВД. Я выбрал место в самом конце зала. Слева от меня сел мой коллега лейтенант Игорь Петровский, справа — участковый Ножин. Участковый, в отличие от меня и Петровского, попал на торжественное за какую-то провинность.

Перед началом заседания я спросил Петровского, что бы могли означать кошмарные сны, снящиеся в определенной последовательности.

— Это ты с ума сходишь, — предположил он.

— Но-но, полегче, дядя! Ты вроде бы мент, а не профессор медицины. Себе диагнозы ставь.

— Андрюха, мы все здесь скоро с ума сойдем от такой работы. Ни сна, ни отдыха! Представь, мне Зыбин сказал до конца месяца посадить Маркиза, а как я его за решетку упеку, если он на дно залег и на дело больше не ходит? Ты как Марата повязал?

— Нужный человек слово шепнул, я его прямо на хате взял. Но Марат — не Маркиз. Марат тупой, а Маркиз все свои ходы на шаг вперед продумывает. Не завидую я тебе, Игорек. Кстати, а что будет, если с заданием не справишься?

— В вытрезвитель начальником смены переведут.

В милицейской иерархии самой престижной считалась работа в оперативных службах — БХСС и ОУР. Вытрезвитель традиционно был местом ссылки для нерадивых офицеров.

Заслышав разговор о ночных кошмарах, оживился сосед справа.

— Дурные сны, Андрей, они от нервов, от психической перегрузки, — авторитетно заверил Ножин. — У меня было такое по молодости, и я нашел верное средство. Какое, подсказать?

— Догадываюсь. Оно в магазине по пять тридцать продается.

— Вот-вот, оно самое. Прими перед сном два раза по сто грамм, и кошмары как рукой снимет.

Заболтавшись, мы не заметили, как на сцену поднялись члены президиума. После короткой вступительной речи начальника райотдела Вьюгина место за трибуной занял замполит.

Замполит пришел к нам в РОВД с должности инструктора Кировского райкома КПСС. При аттестации ему сразу же присвоили звание капитана милиции и назначили заместителем Вьюгина. Замполит был хороший мужик, он ни от кого не скрывал, что, отработав в милиции лет пять-шесть, он вернется в партийные структуры, но уже на вышестоящую должность. Милицейской работой замполит не интересовался, но в области партийно-политического словоблудия был мастером своего дела.

— Товарищи! — торжественным тоном начал он. — В этом году мы должны повысить раскрываемость преступлений на одну целую и три десятых процента. Посильную помощь в выполнении поставленных перед нами задач мы надеемся получить от наших уважаемых ветеранов, асов и профессионалов сыскного дела.

В зале, вслед за начальником РОВД, вяло поаплодировали. Растроганные ветераны зашептались между собой. Докладчик продолжил нести чушь.

«Нашелся бы смельчак, — размышлял я, — вышел на сцену и сказал: «Товарищи, ежегодное повышение процента раскрываемости — это бред! Рано или поздно наступит сто процентов, и дальше повышать будет нечего». Но нет, никто не выйдет и ничего не скажет. Даже если сейчас замполит предложит перепрыгнуть планку стопроцентной раскрываемости, в зале никто никак не отреагирует. Во-первых, всем наплевать, что он говорит, а во-вторых, докладчику возражать нельзя, ибо он несет в массы слово партии, а партия ошибаться не может по определению».

Мои соседи, убаюканные монотонным докладом, стали клевать носами, меня же сон не брал. Мне проценты не давали покоя. От этих процентов зависели успехи по службе, и кто умел подтасовывать цифры, тот ходил в передовиках. Кто ничего не понимал в математике, был вечным отстающим. И так не только в милиции — везде. Взять хотя бы наш хлебокомбинат, где всюду развешаны плакаты с призывом выполнить пятилетку досрочно. А куда девать сверх плана выпеченный хлеб, если его не раскупят в магазинах? На сухари пустить или на корм скоту? Не слишком ли расточительно свиней белым хлебом кормить?

В зале зааплодировали. Замполит, довольный собой, отпил воды из стакана, перевернул листочек и продолжил речь.

«Интересно, есть в зале хотя бы один человек, который бы искренне верил в то, что процент раскрываемости преступлений является залогом личной и имущественной безопасности каждого советского гражданина? Да гражданам плевать на наши проценты! Они и знать-то о них ничего не знают. Как я, например, ничего не знаю о количестве реально выпущенной в СССР мужской обуви. По официальной статистике, у каждого обувного магазина должны выситься пирамиды из красивых мужских туфель, прочных осенних ботинок и легких кроссовок. В действительности же в магазинах продаются туфли двух-трех моделей, дизайн которых был разработан лет за сорок до моего рождения. И так во всем! Ничему произнесенному с трибуны нельзя верить. Но есть в советском официозе одно очень важное и положительное «но», которое лично мне греет душу — никто тебя не заставляет верить ни в проценты раскрываемости, ни в сотни тысяч пар кроссовок, выпущенных в прошлом году обувными заводами СССР».

Докладчик за трибуной сменился, но в зале этого никто не заметил.

Незаметно для себя с процентов я переключился на личные проблемы.

Лариса! Вот кто не простит мне испорченных праздников. Одно под одно! Но, может, оно и к лучшему: движение синусоиды вниз не может продолжаться бесконечно. Когда-то она должна достичь дна и начать путь наверх. Быть может, внеочередное дежурство — это знак судьбы, мол, хватит, Андрей Николаевич, фигней заниматься! На Калмыковой свет клином не сошелся. Оглянись по сторонам — вокруг полным-полно блондинок и брюнеток, готовых познакомиться с молодым перспективным лейтенантом.

Калмыковой Ларисе было двадцать лет. Она окончила кондитерское училище и второй год работала на хлебокомбинате в цехе по производству пряников. Лариса была крашеной блондинкой невысокого роста, худенькой, но в нужных местах приятной округлости. Мои отношения с ней развивались стремительно. Не прошло и месяца с момента нашей первой встречи, как я предложил ей зайти ко мне в комнату, «попить чаю».

— Нет, Андрей, — ответила она, смеясь. — В общагу я не пойду, даже не надейся. Давай лучше у меня дома в эту субботу «чай попьем». Часам к четырем ты освободишься? Отлично, я постараюсь куда-нибудь маму отправить, чтобы нам не мешала.

В канун Нового года я объявил родне, что весной женюсь.

— На ком? — недовольно спросила мать.

Я объяснил. У нее подкосились ноги.

— Андрей, ты это серьезно говоришь? Андрюша, неужели ты собрался жениться на пэтэушнице из неполной семьи? У нее ведь одна мать, я правильно поняла?

— Добавлю к портрету моей невесты легкий штрих, — с издевкой сказал я. — Она — крашеная блондинка.

— Боже мой! — Мать в отчаянии схватилась за голову. По ее убеждению, крашеные блондинки все поголовно были потаскухами.

— Андрей, — строго сказал отец, — разве для того мы дали тебе высшее образование, чтобы ты женился на какой-то кондитерше?