Как только я поступил в школу милиции, мое участие в сельскохозяйственной эпопее сошло на нет, чем я был бесконечно счастлив. А вот мой старший брат с удовольствием копается в земле, летом на выходные ночует в избушке, ловит рыбу в пруду. Осенью брат забирает себе половину урожая. Я даже кривого огурца с этого мичуринского участка не возьму.
— Что за адрес тебе подсказали? — спросил Андреев.
— Улица Урицкого, дом пять, квартира сорок пять. Мой участок. Как раз через дом от общежития, где эту коляску украли. Хозяйка квартиры — Соколова Таня, семнадцать лет.
— Я знаю этот адрес, — сказал Матвеев, — там блатхата, притон, проходной двор. Ворье у них постоянно крутится. Хозяйка, в смысле, мать Таньки, умерла от водки в прошлом году. Отец еще жив, пьет запоями, как пропьется, на овощебазе грузчиком подрабатывает. Танька, дай бог памяти, в ПТУ училась, но сейчас, поди, бросила. Ты говоришь, она беременная? Ну-ну, на вкус и цвет товарищей нет.
До нужного адреса мы пешком дошли за полчаса. Поднялись на пятый этаж. Остановились у дверей. Прислушались. В квартире раздавались мужские голоса.
— Обратите внимание на дверь, — сказал Матвеев. — Ничего странного не замечаете? Эх вы, сыщики! Смотрите: в эту дверь замки врезаны и слева, и справа. Знаете почему? Когда-то замки были только справа, где им и положено быть. Но дверь так часто выбивали, что размочалили весь угол. Чтобы не покупать новую дверь, ее перевернули на 180 градусов и врезали замки в свежее полотно. Вы готовы, друзья мои?
Матвеев достал перочинный ножичек, вынул лезвие, вставил его на уровне ригеля английского замка, отжал язычок, открыл дверь и по-хозяйски вошел внутрь. Мы — за ним.
Квартира была двухкомнатная. В первой комнате, некогда бывшей залом, из мебели остались продавленный до пружин диван, кресло с засаленной обивкой, сервант и тумбочка с телевизором допотопной модели. В кресле сидел парень примерно двадцати лет, одетый в поношенные джинсы и вельветовую рубашку. Он был аккуратно подстрижен, во рту сверкал частокол золотых зубов. Второй мужчина, лет так тридцати, с нездоровым цветом лица, курил у раскрытого балкона. Одет он был неброско: брюки, футболка, сверху пиджак, на шее поблескивала тонкая золотая цепочка. Хозяйка квартиры, Татьяна, курила на диване, сбрасывая пепел в пустую консервную банку. Выглядела она не старше своих лет. Некогда русые волосы она обесцветила, но в последнее время ухаживать за ними перестала, и на макушке проступила темная полоса. Судя по упитанному лицу, Татьяна и до беременности была полного телосложения, сейчас же она раздалась вширь и в толщину до бочкообразной формы. Щеки хозяйки лоснились, как будто она их намазала жирным кремом, на лбу красными пятнами зрели прыщи. Я искренне считал, что «юношеские» прыщи проходят с началом половой жизни, но, как видно, не у всех.
Нашему вторжению ни мужчины, ни хозяйка не удивились.
— Как жизнь? — панибратски спросил Матвеев. Он с первой секунды, как более опытный милиционер, взял на себя лидирующую роль.
— Нормально, — пробурчал парень в кресле.
— Покажи-ка руку, Котик. Что ты там наколол?
Парень неохотно протянул Матвееву руку. На среднем пальце темнел недавно наколотый воровской «перстень».
— Андрон, — обратился Матвеев к мужчине у балкона, — смотри, Кот в зоне не был, в тюрьме сидел по малолетке пару месяцев под следствием, а уже весь испортаченный, как бывалый зэк. «Воровская жизнь», «Темная жизнь», «Перстень малолетки». Кот, ты себе на заднице еще кочегара не наколол?
Мужчина у балкона засмеялся.
— Я слышал про такую татуировку, но сам никогда не видел. Васильевич, как она на самом деле выглядит?
— На одной ягодице колют кочегара с лопатой, на другой — кучу угля. При ходьбе ягодицы шевелятся, и создается иллюзия, что кочегар в «топку» уголь подбрасывает.
— Петушиная наколка, — пробурчал Кот.
Матвеев презрительно хмыкнул в его сторону, подошел к хозяйке, похлопал ее по лоснящейся щеке.
— Что, Танюша, кто у нас папаша? Или сама не знаешь?
— Кто надо, тот и есть, — зло ответила она. — Чего пришли, что вам надо?
Татьяна, несмотря на молодость, была уже опытной девушкой. Она сразу же поняла, что трое ввалившихся в квартиру незнакомых мужчин в гражданской одежде — это сотрудники уголовного розыска.
Я не стал дослушивать их, прошел в смежную комнату, которая в нормальной семье должна быть спальней.
В этой комнате на кровати, на голом матраце, спал одетый мужчина лет сорока пяти. Около кровати пол был заблеван, вокруг разбросаны окурки папирос. Моя коляска стояла в углу у детской кроватки. Я выкатил коляску в зал, поставил ее на попа. На днище был заветный американский знак.
— Откуда коляска? — требовательно спросил я.
Все промолчали. Мужчина у окна щелкнул пальцами.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал он.
— А не спешишь? — усмехнулся Матвеев.
— Васильевич, — мужчина развел руками, — ты меня не первый год знаешь: я коляски не тырю и малолеткам животы не надуваю. Я случайно сюда зашел, думал товарища встретить, а тут полна горница гостей из всех волостей.
— Иди, — коротко разрешил Матвеев.
Потом я узнал, что Андрон был авторитетным в преступном мире вором-карманником. Освободившись полгода назад, он стал вести тихий уединенный образ жизни: в воровских кутежах не участвовал, деньгами в ресторанах не сорил. Поговаривали, что во время последней отсидки он крепко подсел на иглу — стал наркоманом. Наркотики достать в городе было очень трудно, оттого Андрон старался лишний раз нигде не светиться. Но был он в своем деле удачлив. В первый же месяц на свободе «нащипал» младшему брату на мотоцикл «Ява», предел мальчишеских желаний. Стоила новая «Ява» восемьсот рублей, мне на нее за год не скопить.
— Еще раз спрашиваю, откуда коляска? — обратился я к хозяйке.
— Знакомые подарили, — пробурчала она.
— Я тоже пойду, — поднялся со своего места Кот.
— Сиди. — Андреев тычком ладони вернул его на исходную позицию.
— Эх, Танюша, Танюша, как ты невежливо разговариваешь с дяденьками. — Матвеев снова легонько похлопал ее по щеке и с размаху влепил звонкую пощечину. Голова у хозяйки болтнулась, как у сломанной куклы, во всю щеку выступило розовое пятно.
— Смотри на меня, крыса! — закричал он. — Или ты сейчас скажешь, кто тебе ворованную коляску притащил, или я твоему ребеночку прямо в животе головку стряхну. Вспомнила или помочь?
Матвеев за волосы поднял ее с дивана.
— Это он принес, — запищала Татьяна, показывая на Кота пальцем. — Я не знала, что коляска ворованная.
— Ты что, падла, врешь? — Кот вскочил с места, но Андреев ударом в живот вбил его назад.
— Вот видишь, Таня, все же можно по-человечески решить. — Матвеев отпустил ее волосы, усадил на диван. — Что еще Котик принес? Да ты не смотри на него, не бойся. Котик у меня за колясочку на трешку в зону заедет, так что не скоро к тебе вернется. Отец-то ребеночка не он?