– Лиля знает о завещании? – спросил, с трудом сдерживаясь.
– Это будет для нее сюрприз, – прохрипел Герман.
– Как-то много сюрпризов для моей женщины! – выдохнул яростно Сергей.
Герман откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, пожевал тонкими бледными губами. Но голос его обрел твердость:
– С каких пор она стала твоей женщиной, а? Ты зря, Сережа, прилетел! Уходи.
Лицо его было уже почти лицом мертвеца, но этот наполовину мертвый человек с невероятной силой и упорством цеплялся за то, что составляло жизнь и счастье Сергея Морозова! И не собирался выпускать это сокровище из своих исхудавших, почерневших рук.
Сергей вышел. Его трясло от безнадежности. Пусть кому-то другому Арефьев заливает, будто он составил свое завещание ради блага Лили и Аришки, для того, чтобы его любимая женщина и дочь не вернулись в столь презираемый и ненавидимый им «совок». Пусть говорит это кому-то другому! Сергей прекрасно знал: таким образом Герман хочет разлучить Лилю с ним, с Сергеем, с человеком, которого она любит. Как ехидно он спросил: «С каких пор она стала твоей женщиной?» Так не доставайся ж никому, вот как это называется!
И снова он долго бродил по Лондону… Ненависть к Арефьеву не давала дышать. И к ней примешивалось сознание собственного бессилия.
Деньги… много денег! Да, у Германа есть средства удержать около себя Лилю. А у него, у Сергея Морозова? Что есть у него? Там, в Москве, он кое на что способен благодаря связям и должности, а здесь? Что может он сделать для Лили здесь? Снова отдать ей свой гонорар за книгу? Смешно…
Наконец Сергей устал и озяб. Завтра днем ему улетать. Пора возвращаться в отель.
Приехал, достал из бара бутылочку виски, отхлебнул, упал на кровать, как был, не раздеваясь. Надо бы позвонить Лиле… Хотя у нее Костя: ей, конечно, хочется побыть с братом. Может быть, позвонить утром? А может быть, вообще не звонить?
Ох, проклятый, проклятый Арефьев, какую боль причинил он Сергею…
Внезапно открылась дверь, кто-то зашел в номер.
Сергей не поднимал головы.
Раздался голос Лили:
– Можно войти?
Сергей приподнялся. Он был так разъярен, что даже это ее внезапное появление не смогло его утихомирить.
– Ты уже вошла, – буркнул, отбрасывая пустую бутылочку.
Встал, достал новую, открыл, глотнул.
– Сереж, ты сердишься на меня? – робко спросила Лиля.
– Нет, – буркнул он. – Я на себя сержусь.
– Я не понимаю…
– И не надо! Ты зачем пришла?
Он ненавидел ее сейчас – ненавидел, потому что по ее вине чувствовал себя униженным и нищим.
Правду сказал Арефьев, что она не знает о завещании? Или все же знает?
– Сейчас ночь, зачем ты пришла?!
– Ну, во-первых, я хочу сказать тебе спасибо за Костю, – тихо проговорила Лиля.
– Пожалуйста, – буркнул Сергей, не глядя на нее.
– А во-вторых, если женщина приезжает к любимому мужчине одна, ночью…
Сергей резко повернулся, глянул холодно, недоверчиво:
– А я любимый?
Лиля испытующе взглянула на него, потом вдруг засмеялась и припала к его губам.
И все, вся его злость исчезла, только желание осталось – и ощущение счастья, незнаемого ранее счастья.
…С этим же ощущением восторга и блаженства проснулся он поутру. Лиля еще спала, и Сергей принял душ, оделся, осторожно поглядывая на нее и улыбаясь.
Какой там, к черту, Арефьев?! Сергей и думать про него не хотел. Теперь он знал, что Лиля в самом деле его любит. И теперь между ними все будет иначе. Дурак, почему он раньше не догадался, что надо сделать, что сказать?! Но теперь знает. Вот она проснется – и…
А она все спала, спала… Но вот, наконец, открыла глаза – и суматошно села, растрепанная, сонно улыбаясь, натягивая на себя одеяло, прикрываясь от его взгляда:
– Не смотри!
Сергей засмеялся. Как будто он мало видел этой ночью! Да он не то что смотрел – он каждый миллиметр ее тела покрыл поцелуями!
– Ты прекрасна…
Ну а теперь надо сказать то, что хотел.
Он сел рядом с Лилей на кровать.
– Выходи за меня!
Лиля вскинула брови:
– Ты сейчас так обреченно это сказал… так смотришь…
Сергей жадно поцеловал ее:
– Я очень тебя люблю. Очень!
Она счастливо кивала.
– Но ты не ответила… Замуж за меня пойдешь?
– Ну вот, ты опять за свое! – протянула Лиля с тем выражением, с каким родители говорят с несмышлеными детьми. – Ну как ты себе это представляешь? Ну это просто невозможно! Ты там, а я здесь… Потом, у меня обязательства. Ты знаешь… Герман…
– Завещание… – в тон добавил Сергей, катая по щекам желваки.
Где блаженное счастье победителя, которое только что испытывал он? Где радость исполнения желаний?.. Развеялись – как сон, как утренний туман… Вот именно!
– Какое завещание? – удивилась Лиля. – Ты о чем?
– Неважно, – тряхнул головой Сергей. – Важно то, что ты опять выбираешь не меня.
Поднялся, постоял, сунув руки в карманы.
– А когда-то ты бежала за мной на целину!
Лиля слабо улыбнулась, но тотчас насторожилась, такое ожесточенное выражение лица вдруг стало у Сергея:
– Ну, вот что. Мне не нужны больше встречи раз в полтора года. Я больше не приеду ради одной ночи.
Надел пиджак, пошарил в карманах, достал связку ключей и бросил Лиле на одеяло:
– Вот. Это ключи от моей московской квартиры. Если я тебе нужен – ты знаешь, где меня найти.
– Не уходи! – взмолилась Лиля, с ужасом глядя то на ключи, то на Сергея, который надел пиджак, подхватил плащ и взял чемодан. – Не бросай меня!
– Мне очень жаль, – ответил он сдержанно.
– Сережа, – пробормотала она, не в силах поверить в происходящее.
– Это была самая желанная ночь в моей жизни, – проговорил он с болью.
– Не уходи!.. – вскрикнула Лиля, но напрасно.
Сергей ушел.
* * *
Родион проснулся от какого-то грохота. Вскинулся, озираясь… как всегда, не сразу поверил глазам: он спит на широкой – некогда супружеской – кровати в спальне в Доме с лилиями, и это не сон! Вот уже сколько времени прошло, как Михаил Иванович Говоров вытащил его из тюменской глубинки, поселил здесь, поставил директором ликеро-водочного комбината – а Родион все еще по утрам иногда боится открыть глаза, боится снова увидеть вокруг стены своего деревенского обиталища.