– Ну что ж, поеду я. Столько проблем…
Но Таисия Александровна схватила его за руку и усадила рядом с собой на диван.
– Миша, погоди еще минутку, – глядя Михаилу в глаза, сказала она. – Попросить тебя хочу… Мне очень надо увидеть Лилю с Аришкой!
Говоров даже отпрянул, но Таисия Александровна не умолкала:
– Ну помоги ты им с документами! Пусть Лилю в Союз пустят. Она запросы один за другим шлет, а ей отказывают. Ну сейчас же проще, сейчас свобода, гласность… вон, с трибун вещают, по телевизору показывают…
– Вещают, вещают! – вмиг завелся Говоров. – А куда это нас приведет? Вещают они!
Таисия Александровна мягко сжала его руку, и Михаил Иванович притих.
– Уже столько лет прошло, – тоскливо сказала она.
Говоров вздохнул. Она просила слишком многого. Он и сам хотел бы исполнить эту просьбу больше всего на свете, но…
Слишком много тут стояло «но»! А потому он просто поцеловал Тасю в лоб и ушел.
Спустился вниз… чудилось, на каждой ступеньке, как капканы, лежат эти проклятые «но». Михаил Говоров давил, давил их ногами… Потом они выросли поперек дороги, будто рогатки противотанковых заграждений. Но машина сшибала их, они выстраивались вновь, и вновь падали, исчезали – раздавленные, уничтоженные, совершенно не страшные…
«Что это мне мерещится? – мрачно подумал Говоров. – А может быть… Может быть, мне и правда все это только мерещится?! Да нет, это невозможно, не стоит и пытаться…»
И все же он знал, что попытается. Хватит дурить. Тася права: он сам во всем виноват. Так, может, пора ему самому хоть что-то исправить?..
* * *
Лиле всегда было жаль почтальона, который обслуживал их дома. Здесь не было заведено, как в Союзе, вывешивать почтовые ящики внизу, а подъезде. И бедняге приходилось подниматься на самый верх, под крышу, чтобы просунуть почту в дверную щель.
Сначала, несколько лет назад, когда Лиля перебралась сюда, почтальон появлялся нечасто: приносил только белые безликие конверты со штампом советского посольства и обратным адресом: Кенсингтон Пэлас Гарденс, 13. Текст писем был всегда одинаков: «Лилия Михайловна! Посольство СССР в Великобритании не находит возможным… Заведующий визовым отделом…»
В последние годы почтальон появлялся чаще. Они даже познакомились и иногда перебрасывались вежливыми фразами. Почтальона звали Том. Чаще он стал приходить потому, что надо было разносить жильцам бесплатные рекламные проспекты – и количество их росло с каждым днем. Вот и сейчас – Лиля открыла дверь и увидела на полу россыпь рекламных проспектов. Начала поднимать – и вот из их разноцветья выскользнул белый конверт.
Ну да, это все оттуда же – с Кенсингтон Пэлас Гарденс, 13. В принципе можно и не читать, эту сакраментальную фразу Лиля знает наизусть: «Лилия Михайловна! Посольство СССР в Великобритании не находит возможным… Заведующий визовым отделом…»
Глаза рассеянно скользнули по строчкам – и вдруг у Лили перехватило дыхание…
«Уважаемая Лилия Михайловна! Посольство СССР в Великобритании нашло возможным предоставить вам въездную визу… Явиться тогда-то… в такой-то кабинет… со следующими документами… с уважением, заведующий визовым отделом…»
Что это? Она стала уважаемой? К ней обращаются с уважением? Ей готовы дать визу для въезда в СССР?!»
Лиля не верила глазам, не верила своему счастью. Не меньше чем раз пятнадцать перечитала письмо, потом бросилась к телефону и заказала Москву. Казалось, век ее не давали, наконец в трубке раздался любимый голос, и Лиля закричала:
– Сережа! Ты можешь не приезжать!
Конечно, он там, в Москве, рассвирепел от таких слов, однако, когда Лиля со смехом пояснила:
– Я сама приеду! Мне дают визу! – разразился восторженными воплями. Разговор прервался, как обычно, внезапно, но Лиля все же успела крикнуть:
– Жди нас с Аришкой! Скучай!
Положила трубку. Улыбка долго не сходила с лица… Потом Лиля начала прикидывать, какие нужно сделать дела перед отъездом. Она знала, что приложит все усилия для того, чтобы не возвращаться ни в эту опостылевшую квартирку, ни в Лондон, ни вообще в Англию. Никакими заботами о скудном, убогом имуществе обременять себя не хотела. Нужно взять из Аришкиной школы свидетельство о законченных классах… Но это мелочи, и не они заставляли ее хмуриться.
Заранее портилось настроение от мысли о предстоящем визите к Арефьеву! А без этого не обойтись. Нельзя уехать, не простившись. Все же Аришка его дочь, он платит за ее образование… И вообще, Лиле не хотелось оставлять за собой шлейф ненависти Германа. В самом деле – они ведь квиты. Он был вынужден уехать из Союза из-за нее, она осталась в Англии из-за него… Оба дорого оплатили вспышку неразумной страсти… Хотя разве бывает страсть разумной, рассудочной?.. Лиле повезло – у нее появился шанс вернуться. А у Германа такого шанса нет и не будет. Скорей всего, они расстаются навсегда, он никогда больше не увидит дочь.
Нет, надо расстаться если не по-хорошему, то хотя бы не врагами!
Лиля наконец-то собралась с силами и пошла по знакомому адресу. С тех пор, как она, чуть живая от горя и разочарования, убегала отсюда в никуда, держа за руку Аришку, она здесь не бывала. А Германа не видела… сколько? Не меньше месяца прошло с тех пор, как Лиля выгнала его из своей квартиры в последний раз.
Как же он изменился! Похудел, почернел, осунулся… Куда девалась всегдашняя щеголеватость? Какой-то неопрятный халат, небритое лицо… У него вид затравленного зверя!
Лиля не сдержала изумления:
– Ты ужасно выглядишь…
– И чувствую себя так же, – буркнул Герман. – Проходи. Извини, у меня не убрано.
На кресле была свалена в кучу одежда. Герман небрежно перебросил ее на другое кресло и тяжело опустился, почти рухнул на нее, тем самым предложив освободившееся место.
Запахнул халат, глянул исподлобья запавшими глазами и буркнул:
– Ты зачем пришла?
– Как только закончится учебный год, – спокойно сказала Лиля, – мы с Аришкой уезжаем в Союз. Так что, если есть желание, можешь с ней попрощаться. Потому что я собираюсь там остаться – во что бы то ни стало.
Герман пошарил вокруг, вытащил из-под одежды край пледа и принялся натягивать его на себя. Руки у него тряслись, и Герман, видимо, не соображал, что сидит на этом пледе, и все тянул, тянул его с бессмысленным усилием, тяжело дыша…
– Что с тобой? – Лиля подошла, помогла Арефьеву укутаться. – Что такое? Тебе плохо, да?
Тот молчал.
Лиля коснулась его лба – лоб был ледяной. А как разило перегаром!
– Ты болен? И пьешь?! Надо, наверное, какие-то лекарства, уколы…
Вдруг резким движением Герман закатал рукав халата и показал Лиле руку – вена была вся исколота до черно-багровых пятен. На другой руке оказалось то же самое.