– Есть! Нам бы патронов.
– На грузовиках есть, возьмите ящик.
А что ящик? Два цинка. Раздели пачки на всех бойцов, и много не будет. В пачке по семьдесят штук. На каждого бойца по три пачки выйдет, по-иному считать – три магазина, десять-пятнадцать минут боя, да и то короткими очередями, экономно. Чтобы не нести весь ящик, патроны разделили у грузовика. Ещё бы пожевать чего-нибудь, да никто из начальства не догадался харчей прислать.
Добрались до фольварка, заняли оборону. Если близко, на бросок гранаты, литовцев не подпустить, держаться можно долго. Место неплохое. Хорошая видимость, кирпичные стены от огня прикроют.
Литовцы появились из-за лесопосадки. Автоматчики и пехотинцы сразу залегли, вероятно, какой-то дозор капитан выставил. Литовцы угрозы для себя не усмотрели, выходили колонной по два. Впереди дозор в два человека, за ними основные силы. Илья бинокль к глазам поднёс. Одна пара, вторая, третья… получалось много, не меньше полутора сотен. Много раненых на носилках, не меньше двадцати, они сбивают темп. Есть и легкораненые, отчётливо в оптику видны бинты на руках или головах. У «лесных братьев» вооружение лёгкое стрелковое, Илья ни одного пулемёта не заметил. Винтовки, автоматы, как обычно у мобильных групп. Пулемёт сам по себе тяжёл, десять или более килограмм ручной, да ещё и запас патронов к нему не меньше весит. Обременительно, если группа в день проходит маршем большие дистанции.
Литовцы не дошли до наших бойцов метров сто, заметили брустверы перед окопами. Сразу часть из них разворачиваться стали, это те, кто с носилками. Другие кинулись вперёд. Полагали – заслон невелик, прорвутся с боем, всё-таки их по численности рота, а то и больше. Не подозревали, что красноармейцев две роты и разведвзвод в засаде. Националисты успели пробежать половину расстояния до окопов. Илья уже беспокоиться стал – почему наши молчат? И сразу огонь, как будто Илью услышали. Из всех стволов, длинными очередями, на треть магазина.
Две минуты грохота сотен автоматов, и бо́льшая часть литовцев полегла убитыми. Кто уцелел, десятка два-три, кинулись в сторону, как раз к разрушенному фольварку. Илья тут же приказал:
– Бойцы, к бою! Стрельба по моей команде! – Защёлкали затворы. Заранее автоматы не взводили, был у ППШ один грех – ненадёжные предохранители. Иногда при лёгких ударах затвор срывался с предохранителя, происходил выстрел. Да ладно бы в небо, а не в боевого товарища по соседству, такие случаи были в каждом полку.
Литовцы бегут неорганизованной группой. Кто помоложе – вперёд вырвались. Сто метров, пора. Ближе гранатного броска – тридцать пять – сорок метров, подпускать нельзя, могут быть потери.
– Огонь! – крикнул Илья.
Бойцы успели опорожнить по диску, в живых не остался никто. По крайней мере, разведчики движения не наблюдали.
– Гаркалин, Федорцов, проверьте, нет ли кого в живых. Если будут раненые – добить!
На фронте место жалости и милосердию есть не всегда. Беречь надо своих бойцов, а не врага. Тем более «лесные братья» жалости не знали. Убивали детей советских служащих, женщин. Не щадили никого, жгли в домах живьём, рубили топорами. И в жестокости не уступали карательным батальонам СД и гестапо. Бойцы вышли к телам. Одна очередь, вторая. Обошли деловито всех, вернулись, доложили:
– Живых нет.
– Отлично.
– Ты, ты и ты, – Илья показал пальцем. – Собрать трофейное оружие!
Трофейные команды сюда могут и не добраться, а бросать оружие на чужой территории нельзя, им могут воспользоваться гражданские лица, да тот же «Гитлерюгенд». Эта организация молодёжно-патриотическая, вроде советского комсомола. По мере продвижения вглубь Германии наши войска не раз подвергнутся диверсиям, устраиваемым членами этой организации. Ночью стреляли в наших военнослужащих, а то из панцерфауста по бронетехнике. Вермахт раздавал оружие со складов всем гражданским, которые хотели воевать с Советами. Лучше раздать, чем склады с вооружением будут захвачены Красной Армией. Склады были забиты трофейным оружием – французским, польским, советским. А было ещё немецкого производства, но его старались приберегать для новобранцев вермахта.
Оружия собрали много – огнестрельного, холодного, а ещё гранаты. Нагрузились железом, донесли до грузовиков. Капитан из СМЕРШа к себе подзывает:
– Скольких уничтожили?
Илья убитых не считал, но сообразил – по количеству стволов.
– Двадцать семь.
Капитан записал в книжечку. Операция получилась войсковой, однако командовал офицер СМЕРШа. Стало быть, и убитые и оружие трофейное СМЕРШ на свой счёт запишет. У СМЕРШа в основном оперативный состав, когда требуется уничтожить крупные группы, привлекают армейские подразделения. Вроде одно дело делают, уничтожают врага, а награды раздают в первую очередь командирам СМЕРШа. Как говорится – дружба дружбой, а табачок врозь.
Операция на удивление получилась удачной, бескровной. Была у литовцев подпольная офицерская школа, где преподавали бывшие офицеры-литовцы. В конце войны вычислили её и разгромили.
Всё же добрались, причём с командиром на грузовике. И как апофеоз – на кухню! Для солдата на фронте важно покушать и помыться. Еду взять, кроме как на кухне, негде. В наступлении есть возможность подхарчиться трофейной провизией, да и то с осторожностью. Были случаи, немцы оставляли отравленные продукты, а чаще спирт, зная склонность русского мужика к дармовой выпивке. Илья сам свидетелем был, как в Белоруссии на железнодорожной станции бойцы обнаружили цистерну со спиртом. Почти весь батальон сбежался, наливали в котелки, фляжки, сразу пили. Вакханалию удалось прервать, выставив усиленный караул. А спирт оказался метиловый. На вкус от этилового не отличить. Кто хлебнул изрядно – умерли, кто немного отпробовал – ослепли. Вот когда обнаруживали еду в ранце у немца, пленного или убитого, ели без опаски. На передовой ни магазинов нет, ни столовых, где солдат подкрепиться может. Кухня то отставала в наступлении, то приготовить вовремя не успевали, то доставить с кухни в подразделение – проблема из-за обстрелов. Помнил он, когда недалеко от разносчика пищи взорвалась миномётная мина. Осколки пробили оба бачка, суп вытек весь, а в макаронах было больше осколков, чем мяса. Многие зубы сломали.
И помыться за счастье считали. Жизнь в землянке, переползание по грязи или снегу, пыль от разрывов. Обмундирование пачкалось, от скученности и грязи вши заводились. Перед помывкой в банно-прачечном отряде обмундирование прожаривалось, а нательное бельё – кальсоны и рубаху меняли на чистое. Для помывки выдавали по малюсенькому куску мыла. Десять минут в палатке с душем и команда – выходи! Ибо бойцов много, горячую воду на всех нагреть сложно. Но всё равно – благодать!
Наступление в какой-то момент застопорилось. Нашим войскам требовалось подтянуть резервы, подвезти боеприпасы, продовольствие, топливо, да много чего требуется армии. И если с мобильностью танков и самолётов проблем нет, танк Т-34 за световой день может и сто и двести километров пройти, то с артиллерией хуже. Тяжёлые крупнокалиберные орудия, без которых разрушить ДОТ и другие железобетонные сооружения невозможно, идут на тракторной тяге, чаще СТЗ-100, которые по шоссе идут со скоростью 10–15 км/час. Да прицепи гаубицу М-30 или другую к более мощному тягачу, её конструкция позволит буксировать со скоростью не выше 30 км/час, да и то по хорошей дороге. А всё из-за артиллерийских колёс. Они спицованные, на железных ободах с резиновыми ребордами. Автомобильные колёса, как на дивизионных пушках ЗИС-3 и им подобных, не выдерживали огромной отдачи при выстреле из крупнокалиберной пушки. Уже после войны стали делать лафеты многоколёсные. Скорость хода и проходимость на пересечённой местности улучшилась. А лучшим выходом оказались пушки самоходные, типа МСТА-С. И скорость высока и проходимость высокая, а главное – обеспечивают неплохую защиту экипажа.