"Святой Фока", крутобокий неф, на котором рыцарям предстояло вскоре выйти в море, стоял неподалеку. У сходней расположились братья Гильом и Андре, еще два рыцаря небольшого отряда. С суровыми лицами они наблюдали за тем, как оруженосцы и сержанты в черных одеждах Ордена грузят снаряжение.
– Приветствую вас, братья, во имя Господа, – сказал брат Анри. – Все ли идет достойным образом?
– Во имя Господа, брат, – в один голос отозвались рыцари.
Два оруженосца заносили на сходни кольчугу. Продетая сквозь рукава на палку, она висела, словно пойманный на охоте диковинный зверь в серебристой чешуе.
Брат Гильом добавил, опасливо косясь в сторону Робера:
– Мы отпустили нашего молодого брата пройтись. Все равно в его присутствии не было нужды…
– Вы поступили достойным образом, брат, – серьезно ответил брат Анри. – Я встретил брата Робера по дороге. Все наши дела в городе решены. Мы можем отплывать хоть сейчас. Эй, капитан!
Над бортом нефа появилась голова в широкополой кожаной шляпе. Обветренное лицо выражало высшую степень почтительности.
– Что угодно вашей милости? – спросил капитан.
– Когда мы сможем выйти в море?
– Провиант уже погружен, вино доставлено. Матросы на борту и ждут команды! Как прикажете, так с божьей помощью и отвалим!
– Хорошо, – брат Анри кивнул. – Нам осталось только завести коней.
Капитан издал сдавленное восклицание и исчез.
– Почему он так расстроился? – спросил Робер.
– Все никак не смирится, что повезем животных. На нефах здесь лошадей обычно не возят, – пожал плечами де Лапалисс. – Для них есть специальные суда – юиссье.
– Почему бы нам не нанять юиссье?
– В Святую Землю принято плавать караванами, только наш Орден и Орден Святого Иоанна имеет право отправлять отдельные корабли. Караван с паломниками ушел из Марселя на Пасху. Мы должны были плыть с ними, но, как ты знаешь, из-за моей болезни на неделю задержались. Все юиссье давно в море. Приходится довольствоваться тем, что есть.
Привыкшие ко всему кони рыцарей шли по сходням спокойно, словно по полевой дороге, даже вороной Робера дестриер Вельянгиф
[14]
, отличающийся на редкость дурным нравом, вел себя спокойно. Прогрохотали по палубе копыта, некоторое время с судна слышались крики и возня. Затем все стихло.
Из-за борта высунулся брат Готье, старший из сержантов небольшого отряда. Он провел в Леванте более тридцати лет, и помнил еще битву при Монжизаре
[15]
.
– Все готово, братья, во имя Господа, – сказал он. – Если вам будет угодно, то мы могли бы выйти в море.
– Благодарю вас, – сказал ему брат Анри. – Позовите капитана, сейчас…
Что хотел сказать визитер Ордена в Западных провинциях, осталось неизвестным, поскольку его слова были заглушены громким воплем, долетевшим с небольшой улочки, ведущей от причала к центру города.
– Мессены, мессены
[16]
! Подождите, ради Святого Марциала!
Вслед за криком донесся стук деревянных подошв о мостовую.
В крайнем изумлении рыцари оглянулись. К кораблю, тяжело переваливаясь и отдуваясь, бежал дородный краснолицый монах. Локтем он прижимал к себе кожаный чехол, а в другой руке держал дорожный мешок. Черная риза бенедиктинца норовила обвиться вокруг ног, а сандалии готовы были слететь от быстрого бега.
– Что вам угодно, отец? – спросил брат Анри, когда монах остановился в нескольких шагах от него, дыша тяжело, точно стельная корова.
– О милостивые воины Бога, возьмите меня на корабль! Ибо сказано в Писании: unusquisque proximo suo auxiliatur
[17]
!
– О чем ты просишь, безумец? – гневно сказал брат Гильом, делая шаг вперед и кладя ладонь на рукоять меча. – Служителям Господа положено молиться в стенах монастыря, а не плавать по морю! Отправляйся прочь, ложный монах, или я отсеку твою бесстыдную голову!
– Спокойнее, брат Гильом! – де Лапалисс укоризненно покачал головой. – Помните, что гнев – страшный грех
[18]
! А за обнажение меча в пределах города Марселя вы вынуждены будете заплатить штраф в двадцать солидов! Где вы возьмете эти деньги?
Брат Гильом смешался и, пробормотав извинение, отступил.
– Давайте выслушаем святого отца, – продолжил брат Анри, и повернувшись к монаху, сказал: – Говорите.
– О, благодарю вас, великодушный рыцарь! Да воздаст вам сторицей Святой Марциал! Я скромный монах именем Гаусельм, из обители Монтаудон близ Орлака, в Оверни!
– Надо же, почти земляк, хотя и клянется, как лимузенец
[19]
– сказал брат Анри, – и что же тебя, достойный монах, заставило покинуть обитель и проситься к нам на корабль?
– Воистину, воля Божья! После того, как я стал скромным братом нашей обители, я дал обет посетить Святой Град и поклониться Гробу Господню! Да не будете вы преградой между мной и службой Господу!
– А что такое у тебя в чехле? И почему ты не поплыл с паломниками, что было бы проще и безопаснее?
Монах несколько смешался.
– Это, – сказал он, демонстрируя чехол, – моя лютня, единственное, что осталось у меня от мирской жизни. А не попал я на корабли паломников потому…
– … что развлекал песнями знатных дам и господ в каком-либо замке, – закончил за него брат Анри. – Я знаю тебя, ты знаменитый монах Монтаудонский, монах-трубадур.
– Трубадур? – вскинул брови Робер.
– На севере их называют труверами, – пояснил брат Анри. – О тебе, монах, ходит множество слухов. Говорят, что взявшись служить Господу, ты не оставил мирских привычек, и даже не сменил имени. Ведь ранее тебя звали Гаусельм Файдит? Не так ли?
– Ваша правда, мессен, – ответил монах. Он стоял, потупившись, но на толстом красном лице было хитрое выражение. – Силен враг рода человеческого и сложна борьба с ним! Вот я и иду к Гробу Господню, чтобы попросить для себя сил в богоугодных делах! Неужели вы мне не верите?
– Верю, что ты плывешь в Левант не для того, чтобы шляться по борделям, – кивнул брат Анри. – Этим ты мог бы заниматься и тут! Но разрешения от приора у тебя, как я думаю, нет. Тебе просто в очередной раз стало скучно в обители и ты сбежал. Не так ли?