Йен отдал поводья, перебросил через плечо тощие переметные сумки и зашагал к белокаменным палатам. Паоло, как обычно, терся у левого локтя и иногда дергал край рукава, привлекая внимание. Он любил без слов делиться впечатлениями и знал: Йен точно ловит намеки.
– Нам оно без разницы, есть титул или нету, – вещала служанка. – Вон в прошлом годе маркиз здешний, что Лисом прозывается, изволили жить полный месяц в общей комнате для слуг, а ведь при титуле, при деньгах и у князя нашего в большом почете. В обратку ж медники с болотного краю: как весною упились до непотребства, так и скупили лучшие залы, и велели именовать себя великими князьями. Ну, мы не оспорили. Как скажем – князь, так денежку получаем. Так вот, я к чему: нету титула, не беда. А ежели звать вас прикажете вот прямо королевичами…
– Зовите «дядюшка Яниус», – Йен оглянулся на спутника и хитро прищурился. – А юношу можете звать князем, если он не против.
– Паоло. Просто Паоло, – резко перебил воспитанник.
Служанка взбежала на крыльцо и распахнула двери. Поклонилась… и украдкой вздохнула, пропуская гостей в дом. Не иначе, за королевское титулование она ждала серебрушку. «Гости вроде и не бедные, но какие-то скучные, с непутевой вычудью», – нарисовалось на румяном личике, да так внятно, что вслух и произносить не надо.
– Ужин подайте в наши покои, – велел Йен. – Да: оборотное пиво уже подвезли?
– Мы заранее закупаем, до дня Локки. Но знаете, чтоб так сильно заранее… вот ежели очень уж поискать, – залепетала служанка.
Сделалось понятно, что пива нет, но замена будет подобрана и выдана за «оборотное». Йен грустно вздохнул. Вокруг имени Локки порой копятся случайности, способные ранить душу. Локки умел врать так, что в его слова верили. Все. Даже он сам… как в худший день, когда пообещал уцелеть и даже не простился.
– Поищите, – Йен опустил золотой в подставленную ладошку.
Служанка залилась румянцем, даже слезинку сморгнула – до того была рада долгожданной щедрости гостя.
– Полагаю, скоро кое-кто спросит или господина Яниуса, или господина Йена.
– Провожу сразу ж, – кивнула служанка.
Часто кланяясь, стала пятиться. Золотой жег ладошку, и Йен почти видел, как, затворив дверь, девушка пробует монету на зуб… Едва служанка вышла, он подмигнул Паоло.
– Ты урожденный князь, а назваться титулом не желаешь. Смешно… я заплатил золотом, скрывая истину.
– Нет толку скрывать, я муха, я чую его паутину, – Паоло заметил горку пледов, выбрал самый объемистый и укутался от пяток до глаз. – Пока родня травила приблудным, никому и дела не было. Но я подрос, стал ценным для настоящих управителей дома Ин Тарри. Я золотая муха, мне не улететь на волю.
– Когда мне было пятнадцать, я ненавидел свой дар, – Йен сел в кресло и подвигался, устраиваясь удобнее. – Десять лет спустя… пожалуй, осознал его силу и полезность. Мне потребовалось еще десять, чтобы увидеть правду в делах и мыслях старого паука. То есть подлинного великого князя Ин Тарри.
– Великого, ну да, – Паоло поморщился. – Он крысюк подвальный! Никому не известен в лицо, но тасует колоду королей бледными лапками. Наверное, ему лет сто. Привидение, вот он кто!
– Он очень болен и вряд ли продержится на прежнем месте еще год. Он трудится неустанно, хотя устал давно и безмерно, – медленно выговорил Йен. – Я не принимаю многих его решений… начиная с кьердорской резни, о которой узнал еще пацаном. Тем больнее знать, насколько обоснованно его отчаяние: настоящих Ин Тарри – полнокровных и сделавших свой выбор – единицы.
– Ты говоришь о крови! – Паоло вынырнул из пледа по пояс. – Йен! Наконец-то, ты ведь молчун, хуже меня молчун. Мы все – родня? Я не готов в подобное верить, но я ощущаю связи, и, чем становлюсь старше, тем они очевиднее.
– Чем старше, – пробормотал Йен.
Скривился и все же растер колено. Паоло охнул, метнулся к перемётным сумкам, добыл мазь и принялся возиться, расставляя баночки с мазями, готовя повязку собачьей шерсти. Йен не стал отпираться и врать, что здоров. Откинулся в кресле, подпихнул под шею подушку. Вторую сунул под локоть. Расслабился, обвел взглядом кричаще-пеструю залу, шипя и морщась. То ли от боли – колено не унималось – то ли от вида деревенской, примитивной роскоши. По стенам сплошняком – картины. Огромные. В тяжеленных рамах начищенной меди, неумело притворившейся золотом. Шторы красные, плюшевые, и вышиты королевскими лилиями династии Вальсанов. На обивку диванов пущен коричневый и лиловый бархат со львами династии Тангедор. Словно этого мало, на полу ядовито-зеленый ковер, сплошь затканный фальшивым золотом – это раскинуло лучи солнце дома Ин Тарри…
«Медники были в восторге», – мысленно уверился Йен, вынужденно изучая картины, втиснутые в бойницы неподъемных рам. Боль в колене скоро сделается посильной, а пока… пока надо отвлекаться и не скрипеть зубами.
На большинстве полотен свиноподобные девицы отдыхали на фоне невнятно обозначенной природы. Одетые – дремали или любезничали с подругами, а вот полуголые… молились, причем с тупым сладострастием на румяных рожах. Йен покосился на горку пледов и задумался, забыв о колене: не накрыть ли самые ослепительные образцы художественной бездарности?
– Медники были в восторге, – проследив взгляд наставника, заверил Паоло.
– Да уж… – Йен который раз удивился дословному совпадению своих мыслей и слов Паоло. Прикрыл глаза и вернулся к теме разговора, расслабляясь по-настоящему, ведь колено понемногу согрелось, боль сделалась ровнее и слабее. – Мое мнение таково: мы не родственники. Вернее, дело не в том, связывает ли носителей золотой крови родство, прямое или косвенное. Много ли от него толку? Имеет значение ум, все мы обладаем цепким и гибким умом. Но еще важнее выбор. Мы – хваткие и расчетливые безумцы, – Йен улыбнулся воспитаннику. – Вместо того, чтобы решать личные задачи, мы нацеливаемся на что-то безмерно большое и дальнее. Норовим с помощью золота обустроить рычаг, который повернул бы мир! Мы так заняты своим безумием, что не имеем времени на жадность, зависть и полноценную месть. Еще вот: я уверен, те из нас, кто состоялся, однажды встретили друга или врага. Особенного. Безразличного к золоту и умеющего ценить людей, честь, дружбу. Что-то такое, смешное и детское в понимании королей. Мой главный человек – Локки. Он создал меня своей жизнью и даже смертью.
– А мой… – шепотом начал Паоло, и смолк, и стало понятно, что лучше учителя и друга, чем Йен, ему не сыскать.
С первого дня он звал учителя на «ты». Сперва желая уязвить. Мол, я младше, но я князь, я тебя не уважаю, я лишен манер и воспитания… А после привык. На равных разговаривать оказалось удобно и интересно. Рядом с Паоло Йен порой забывал о разнице в возрасте, и был этому очень рад.