Яркут сразу переиначил неприятное слуху имя Юлии в прозвище. Юла не оспорила. Она оставалась покорной тихоней, пока молодая зелень весны сохла без дождей и туманов. Но лето раскалилось добела, и кто-то из курсантов первым назвал ее «барышня Гимская»… С того дня Юла начала огрызаться. Яркут слушал – и злился пуще прежнего. Да уж: летом поводы для злости не переводились! Врач отменил пытку на дыбе, которую именовал вытяжкой, и велел Яркуту каждый день ковылять с тростью «до упада». Бинты давили, кожа потела и чесалась. Легкие хрипели, горели огняной болью. Лето тянулось бесконечно! Когда оно перелиняло в осень, Юла победно приволокла двуспальное одеяло – нарочно посреди дня, да через весь плац, на виду у курсантов! Яркут сделал вид, что не знает этой оглушительной сплетни. Он был занят: упражнялся, осторожно нагружая плечо. Настроение выравнивалось, ведь боли сделались умеренными, сон улучшался.
С неделю назад Яркут благодушно признал – вслух! – что Юла попроще и поприятнее иных замороченных барышень с похожими именами. Готовит так себе, но учится. Бинтует, как заправская санитарка. Еще она смешная: присвоила мужчину с первого взгляда и старается защищать его.
– В тебя блажь ударила, так отчего трещит моя башка? – Юла не выдержала молчанки. Отшвырнула куртку, пнула башмак Яркута. – Ну, и куда лезешь? Он князь! У него охрана злее, чем у премьера нашего. И не нашего, чтоб им всем, индюкам! Курт ловкий пес, и иные все, и…
– В одном ты права. Поговорю с Куртом. Соедини.
– Его нет в городе. Вася предупредил.
– Все вы хомяки, аж щеки лопаются от секретов! И чего новостями давитесь, я настолько здоров, что переварю любые, – рявкнул Яркут и добавил тише: – особенно ты. Смотришь в пол, когда молчишь о прошлом. Дай куртку.
– Я расскажу. Но, если можно, попозже.
– Чего ты боишься, глупенькая, – Яркут здоровой рукой подгреб Юлу и поцеловал в шею. – Лом-правдоруб признал, что мы с тобой «смотримся». Так говорил его незабвенный брат о родителях. Понятно?
Кивнула… и обреченно уставилась в пол. От ободрения ей делается хуже, и так – не впервые. Очень кстати звякнул телефон. Юла метнулась, схватила трубку, подала.
– Пакет вам, от Мелка, – не здороваясь, незнакомый голос выговорил условную фразу. – Лесная, пять. Забирать будете сразу?
– Да.
Юла суетливо поправила волосы, сунула револьвер в сумочку, привычно, на ощупь, проверив флажок-предохранитель. Подставила плечо… Но Яркут встал сам, и куртку надел сам, шипя сквозь зубы. Врач, охочий до соленого и квашенного, позавчера после осмотра вдумчиво сожрал две горсти капусты, облизал пальцы, сыто рыгнул… и послал Яркута далеко-далеко, причем единственное цензурное слово в адресе было – симулянт. И Яркут сразу поверил в свое выздоровление. Вот и сейчас: запросто пустил Юлу за руль. Да, плечо болит, но доказывать обратное себе и прочим больше не нужно. Нет больше страха остаться калекой.
Водит Юла по-мужски решительно, это Яркут отметил давно. Вообще, в ней словно две личности: плаксивая княжна и злющая бандитка… Первая знает денежные и родовитые семьи, понимает в акциях, скачках, интересуется поэзией и способна рыдать из-за сломанного ногтя. Вторая – безропотно ютится в крохотной квартирке, нахрапом лезет в ссоры, огрызается с голодной злостью.
– Прибыли, – сообщила Юла, тормозя у нужного дома.
– Пересаживаемся, – Яркут указал на автомобиль, ожидающий в переулке. – В газетах нет суеты?
– Проверяю каждое утро, и в вечерних тоже смотрю. Нет.
– Тем хуже, – помрачнел Яркут, забираясь в салон большого автомобиля и втаскивая Юлу следом. На протестующий жест водителя сухо бросил: – Со мной.
До места добрались быстро. Особняк узнался еще от поворота – самый ненавистный из домов Ин Тарри, с детства памятный запахами больницы… Он звался «Снежная астра» и много лет пустовал, но весной Мики переименовал его, полностью обновил и подарил сыну. Решение показалось Яркуту пустым, принятым ради газетных сплетен и княжеских условностей. Зачем Николо собственная резиденция, если он приехал жить с отцом? Но сейчас в особняке горит свет, суетятся слуги. Охраны много, ее присутствие не пробуют скрывать. Значит, хозяин живет здесь постоянно, а не наездами.
Провожатые помогли миновать прихожую и темный бальный зал, указали нужную лестницу. Перекинулись парой слов с внутренней охраной, оживающей на верхней площадке, и удалились. Яркут нахмурился, кивая этой самой охране: через одного – пацанье из корпуса! Есть и незнакомые, в основном южане. Возраст тот же, не старше шестнадцати-семнадцати.
Советника узнали, вежливо поздоровались… что не отменило полной проверки. Завершив её, один из бывших курсантов указал на дверь приёмной. Очень давно в кабинете за этой самой приемной работал юный Микаэле. Тогда князь едва ковылял… Яркут пацаном каждый день убеждал брата занять кабинет на первом этаже: лестница от приёмной спускается крутая, брести по ней с тростью – трудно. Словно с глухим говорил! Именно эта комната помнила отца Мики, и такой довод был сильнее любых иных. От злости Яркут-пацан гонял княжескую охрану, хотя официально не был ее главой…
Прошло много лет, теперь в приемной устроился глава охраны Николо Ин Тарри. Пока – незнакомый в лицо и по имени, но Яркут заранее сделал предположение о том и другом, шагая через порог. Взглянул и кивнул: он не ошибся. Почти, ведь лицо сильно изменилось.
– Не один я успешно лечусь! Топор, ты красавчиком заделался. Не хромал ты уже в зиму… выходит, не просто так лечился. Желал забраться очень высоко.
– Учитель, – Топор поклонился.
Он всегда оставался непроницаемо-вежлив с наставниками и старшими. Даже после первого покушения на ненавистного советника, полтора года назад. Тогда Топор был вне себя – раззадорен легким ранением и смертельно оскорблен проигрышем в схватке! Но – поклонился почтительно и помолчал, перебарывая гнев. Наверняка он молча ругался… но именно молча. А вслух – отдышался и ровным тоном поблагодарил за опыт. Принял возвращенный советником нож, погладил острие и вроде бы случайно разрезал палец. Не иначе, в этот миг он молча поклялся преуспеть во втором покушении. Дрался Топор яростно и умело, мог и справиться… если б не изуродованные ноги, если б не постоянный голод, и еще – если б его змеиное хладнокровие не дополнялось стойким презрением к необоснованным убийствам.
– Времена переменились. Бешено зол я, а не ты. Увы, нет причин благодарить за опыт, все вы не делитесь им, – проворчал Яркут, бесцеремонно рассматривая бывшего курсанта. – Топор… То есть Юсуф, у тебя под рукой сплошь дети. Наверняка есть причина.
– Артель. Учитель, я расскажу все, когда хозяин дозволит, – прошелестел Юсуф.
Смолк, прикрыв глаза. Значит, более подробный ответ пока недопустим. Яркут тоже молчал, и досадливо думал, глядя на подросшего, окрепшего юношу: кто садистки пощадил его в детстве? Кто бросил малыша в дикой степи, намеренно изуродовав ему ноги? Каким чудом Юсуф выжил, почему ушел так далеко от родной пустыни, на чужой и незнакомый север, в иную страну? Хотя это понятно, его наверняка искали, чтобы добить. Разве допустимо оставлять в живых и без присмотра непризнанного сына самого, пожалуй, загадочного клана пустынных убийц? Вряд ли Николо Ин Тарри знает о прошлом своего слуги. Или – наоборот, он знает все? Не зря у лестницы полно южан.