Тощий дернулся и испуганно распахнул глаза, уставясь на Якова. Взгляд едва протиснулся сквозь узкую щель в сплошной лилово-багряной опухоли от лба до разбитых губ… теперь палач по-настоящему боялся безумца, сидящего напротив.
– Мы следуем приказу. Они… там, наверху, – палач перебрал тощими лапками и затих. – Там договорились с самими князем Микаэле Ин Тарри. Он лично написал прошение к храму. Он. Лично! Чтобы поймать бесноватых, наемных живок и прочую дрянь. Допекли его. А мы исполнители. А она… мы думали, она нанята бессветными выродками.
– Понятно, – теряя интерес к палачу, нахмурился Яков. – Значит, нас обманули… уточняю: и тебя, и меня. Тот, кто подсунул вам прошение от князя, оказался умнее, чем я надеялся. Или он трус. Или он так стравливает две службы охраны дома Ин Тарри, которые верны старшему и младшему князьям. Или он стравливает Николо и храм… у меня еще с десяток вариантов. Наилучший вот: у него в столице пока что мало людей. Трое были убиты ночью, передать полезные сведения прочим не успели, и новых он не прислал. Досадно.
– Кто – он? – дрожащим голосом уточнил палач.
– Бессветный выродок, конечно. Наш общий враг, – пафосно возвестил Яков. Поморщился. – Да, вот же гадость, у нас есть общий враг… Он действительно вызывает в этот мир тварей и подселяет в тела людей. Создает бесноватых, то есть одержимых. И он – ваш настоящий наниматель, святые люди. Уже который раз вижу эту дивную картинку: бесы уродуют людей руками храма. До чего ж охотно вы обманываетесь.
За окном просигналил автомобиль, резко загудел второй. Затопотали подкованные башмаки и сапоги – шаги широкие, быстрые. Яков прислушался, чуть подумал и убрал пистолет со стола. Понаблюдал за палачом – тот очень надеялся на реванш и жадно глядел на дверь. Сник: первым вошел человек, которого он узнал и совсем расстроился.
– Ты явился лично и сразу. Бездельничал, что ли? – Яков сразу поддел Курта, не желая показывать свою радость.
– Знал бы ты, какой шум парни подняли, когда ты сунулся сюда один, – Курт оглядел комнату. – А я был недалече, так уж сложилось. Вот уроды, милую девушку – и по лицу. Вдруг захотелось устроить скандал. Как называется та газета, что делает себе имя на выставлении храма рассадником мракобесия? Прогресс… чего-то там. Позвоню-ка я им. Избитая девушка, надеюсь, несовершеннолетняя?
Лёля кивнула. Курт тоже кивнул. Яков пожал плечами, не влезая в чужие игры. Он не сомневался, за дверью есть слушатель, достойный этой игры более всех, присутствующих в комнате.
– Верующая, – тихо добавила Лёля. Потрогала ссадину на щеке. – Еще я жертвую на храм с каждого заказа.
– Ты назвалась? В чем причина задержания?
– Назвалась. Документы показала. Причину не назвали.
– Да-а… – громче протянул Курт, глядя на дверь. – Дикость средневековая, а до столицы рукой подать.
Дверь открылась, в комнату нехотя ступил худощавый пожилой человек, одетый дорого, но строго. Он недовольно изучил лицо Лёли. Усердно не заметил сплошного кровоподтёка на месте лица палача. Прислонился к дверному косяку и задумался.
– Господин Юров, с чего вы взялись блажить? Можно ведь всех отправить по домам и обсудить условия без показного спектакля.
– Нельзя. Час назад в одном квартале от особняка Николо в его машину была брошена бомба. Пострадал водитель, и тяжело. Мы взяли бомбистов. Глупые люди, слабая подготовка… но перстни, отводящие взгляд, им наговорила белая жива. Храмовая, это бесспорно. И направлял их господин, засевший в кафе поодаль. Вот с таким перстнем на указательном пальце. – Курт указал на руку палача. Резко обернулся. – Только не говорите «это недоразумение», я не готов услышать столь глупые слова от вас!
– Давайте удалим из помещения лишних людей и во всем разберемся, – пожилой щеголь миновал порог и жестом велел палачу исчезнуть. Покосился на труп бойца. – Ваш человек перестарался. Проклятия черных колец не имеют отмены. Но прочее я готов обсудить. Возникла… ошибка. Прямо скажу, именно ошибка. Серьезная. Будем разбираться.
– Яков? – Курт не стал задавать более длинный вопрос.
– Отвезу Лёлю в дом Николо. Ей теперь требуется хороший врач и еще – много покоя. Худшая ночь миновала. Я тебе обещаю, дальше будет только лучше.
– Каждое утро стану тебе звонить, не слова – золото, – Курт устало улыбнулся. Поклонился Лёле. – Барышня, рад знакомству. Если вас обеспокоят, дайте знать. Если с вами что-то случится… ну, всякое бывает, иной раз не уследишь. Без последствий дело не останется. Я дал обещание громко, при свидетелях.
– Спасибо, – Лёля оценила, было заметно.
Яков помог ей встать и повел к выходу. Сразу увидел южан из службы Юсуфа – все четверо тут, аж черные от злости. Их не взяли в дело, их человек пострадал… Переминаются у большой машины, зыркают на людей из чужой охраны, не считая за «своих» даже тех, кто прибыл с Куртом.
– Молодцы, успели, – похвалил их Яков. Усадил Лёлю в машину южан и сам забрался следом. – Прямиком в дом Николо. Там ведь найдется хороший врач.
– Я в порядке, – тихо возразила Лёля, когда поселок остался позади и машина стала плавно покачиваться на полном ходу, выбравшись на мощеную дорогу. – Можно высадить у любой станции.
– Нельзя. Месяц или два тебе нельзя носу показать на улицу. Сама знаешь, – упрекнул Яков. – Упрямая! Я не делаю одолжение, я исправляю свою же ошибку. Никто из нас не мог ожидать того, что храм втянут в дело так глубоко. Они должны были следить издали.
– Но ты странный, сунулся спасать, – усмехнулась Лёля. Один из южан подал ей кружку, намешав какие-то капли, и девушка выпила, не спрашивая о составе. – Значит, правда своих не бросаешь. Смешно… Это же найм. Ты заплатил, я отработала. Конец.
– Кому ты отсылаешь деньги?
– Да есть один… хомячок.
– Так я и думал.
– А вот перстень, – Лёля спросила осторожно и не стала завершать фразу.
– Он опасен. Он обычно отнимает у людей жизнь. Но, видишь ли, я не вполне такой человек, со мной расправиться гораздо сложнее. Худшее для меня теперь, – Яков усмехнулся, – выжить. Они поймут однозначно, кто я. Храм своего не упустит, да уж…
Яков отвернулся и стал глядеть в окно. Небо серое, давит. Солнце то утопает в тучах, то вырывается, чтобы разок хлебнуть небесной синевы. Кажется, вот-вот захлебнется дождем. Но пока обходится… и это радует душу.
– Ценность жизни, – сказал Яков медленно и тихо. – Я наконец понял, о чем та притча. Легенда о ночном проводнике. Я расскажу, если хочешь, – Лёля кивнула, и Яков продолжил. – Он ушел из жизни без оглядки. Мне было важно понять, что в истории значит эта фраза «жить с оглядкой»? Бояться смерти? Беречь себя больше, чем других? Жить малым и не замахиваться на то, что непосильно? Мерзкие и мелкие предположения. Негодные ничуть для сказки, и даже для жизни – суетные и жалкие.
– Как у тебя башка не лопается, – хмыкнула Лёля, но в голосе звучал интерес.