– А вы, баба Лиза, что… паук? Не похожи, знаете ли, – осторожно удивилась я.
– Я самый опытный паук из всех, сколько их есть у Камня. Скорее садись в машину и уезжай. Много лишних глаз, не к добру. Ой, до чего милый, – глядя на смуглого молодого жандарма из свежеприбывшего пополнения, заулыбалась старушка: – Эх, где мои семнадцать лет…
Набросила плащ, натянула пониже капюшон, открыла дверцу со своей стороны. Кряхтя, выбралась на обочину и побрела к воротам, хромая и сгибаясь, словно она горбата. Я проводила бабу Лизу взглядом, немного выждала… Суета на заброшенной дороге делалась несусветной! Прибыли еще два или три экипажа с чинами полиции, какие-то люди в штатском шныряли по обочинам и взглядами, как граблями, собирали ворох подробностей для отчетов. Вдали надсадно орал особо важный умник: он опоздал, ничего не знал и никому не был нужен… но пытался громогласно доказать обратное хотя бы себе самому.
Большой автомобиль – тот самый, в нем я видела Васю Норского – завели, он начал разворачивался, рыча и сминая кусты. Я открыла дверцу, метнулась, застучала в окошко – и была опознана. Машина притормозила, я юркнула внутрь. А там – простор, за креслом водителя аж два дивана, и повернуты друг к дружке! Я уселась на переднем, положила сумку, поправила нелепый шарф, замотанный поверх платья…
– Ух ты… Н-да, – вместо приветствия пробормотал Вася, мигом заметив и повязку на руке, и тем более попорченное платье. – А я все думал, куда ты запропала.
– Паоло, – вместо ответа выдохнула я.
Малыш лежал, укутанный в два толстых пледа, притиснутый к правому боку Васи. Рука Норского обнимала пацана, и спал он по-живому, и выглядел живым – даже на щеках наметился слабый румянец.
– Павлушка согрелся, – заверил меня Вася. Виновато улыбнулся и добавил: – Никакой от меня пользы не случилось в деле. Как словил башкой дубину, так и начал звездочки считать… до утра не мог уняться. Худо вам пришлось. И мне тошно, Яков-то даже не отругал. Только и велел, что накормить тебя.
– Заглядывал?
Вася кивнул. С водительского места знакомый голос тощего парнишки коротко уточнил: ехать нам в корпус – или на место? Указаний-то пока нет. Вася подумал и выбрал «место». Я не стала спрашивать, где это, мне не важно. Смотрю на Паоло и опять ощущаю бессилие. Было все так хорошо, ведь мы победили… только малыш спит. И Яков не оставил указаний.
– Нам долго ехать?
– Если без спешки, то изрядно. Утро, основная дорога одна, по ней и на рынок ползут, и на работу спешат, и просто от безделья шлындают, – предположил Вася. Поморщился, поморгал. – Опять бесовы звездочки. Я ж вроде очухался. Ан нет, не звездочки…
Вася настороженно изучил диван рядом со мной, зевнул и завозился, смущенно бормоча, что ужасно устал и вообще в деле показал себя слабаком и тряпкой. Я тоже оглянулась. Дымка лежал в позе идеального кота – все лапки подобраны, голова гордо поднята, ушки насторожены. Он смотрел на Паоло, словно ждал чего-то. До меня докатилась мысль: Вася видит моего призрачного кота! Конечно, я ведь вылила на него тьму. Интересно, а как Вася видит Дымку? Котом или кем-то покрупнее и пострашнее? Лицо у Норского стало… серьёзное. Подмигиваю ему, намекая, что все хорошо, врагов рядом нет. Он делает усилие – и осторожно улыбается Дымке. Года два назад он так же улыбнулся бы советнику, готовя первое покушение.
– Вася, это Дымка. Он кот. Честное слово, именно так. Поверишь, сразу увидишь.
– Ага… – Норский скрипнул зубами, выдохнул и зажмурился. – Я верю тебе. Я точно и полностью верю. Юна, только уточни: кот… трехглавый?
– Нет. Обычный. Серый, пушистый. Домашний. И ты ему не чужак, а почти что друг.
– Ага. – Вася раскрыл глаза и решительно глянул на Дымку. Поморщился, виновато повел плечами. – Знаешь, все равно трехглавый и саблезубый. Но глаза… добрые. В общем, познакомились. Поедем без спешки.
Машина покатилась чуть быстрее, миновала внешнее оцепление и выбралась на ровную пустую дорогу. Я пересела на задний диван, пристроилась плотнее к левому боку Васи. Поглядела на призрачного кота. Определенно, Дымка навевает сон. Может, так и надо?
– Вася, закрой глаза. Буду рассказывать сказку, пока сама не засну. Нет у меня сил придумывать умное и нужное, сейчас просто хочу отдыхать. И чтобы мир цветной, и чтобы тепло. В общем…
Я откинулась на кожаную спинку дивана. Повернула голову и стала глядеть в окно. Большая машина плыла мягко, солидно. Серо-розовый бутон облачного утра раскрывался в замечательный цветок дня. Глаза неба смотрели на меня из прогалов туч, осень играла оттенками бирюзы, вставленной в узор лесов и полей – опаловых, малахитовых, яшмовых. Я дышала небом и ясно понимала слова Якова в первый день знакомства. Небо – живая вода мира людей.
– Далеко-далеко в мире синего неба и зеленых полей жил-был слон. Золотой и розовый, с крыльями, как у бабочки, – пробормотала я и зевнула. – Вася, мне кто-то рассказывал про слона, кажется. Лет в пять… но тот слон был попроще. А наш волшебный, совсем как Дымка. Он из небесного мира, и в земном мире его видели только те, кто умел в него поверить. Иногда слон Дымка делался огромным, больше вон того облака, и в засуху накрывал тенью луг и лес, чтобы солнце не пожгло их. А порой он становился крохотный, и даже малыш Павлушка мог носить его в кармане или прятать в волосах. А еще Дымка любил отращивать крылья и играть с мотыльками, он ведь кушал нектар. Летом вился в кронах цветущих лип. Осенью порхал над клумбами золотого шара, есть такой цветок. А зимой… – я сморгнула, глядя на Дымку и окончательно пропитываясь сонливостью, – зимой он рисовал на стеклах снежинки. Очень красивые. И еще он любил, когда зажигают пахучие свечи и готовят имбирный чай. Оу… со смородиновым листом, с душицей… с мятою…
Всего рецепта не помню. Кажется, я непрестанно составляла его, сбивалась и начинала заново, с имбиря. Опять сбивалась. Засыпала и просыпалась, смотрела в окно, моргала, переводила взгляд на Дымку, он лежал на своем диване все так же гипнотически-неподвижно. Низкое солнце плело золотой узор по призрачному меху. Я спала в полглаза, так это называют. Душа отдыхала и наполнялась. Это было очень важно и очень во время, ночью меня исхлестало черным ветром, я сделалась ветхая и растрепанная, состарилась и чуть не рассыпалась в пыль. А теперь заново собиралась, чтобы стать целиковой.
Ночной гость. Сказ клана тумай
Шел через пески караван, подобный всем иным. Караван – он сродни канату. Стягивает нити судеб, перекручивает и напрягает до предела бременем долгого пути. Нити похрустывают, но остаются прочными… до поры.
В глухую ночь, когда умер старый месяц, а новый не народился, темный ветер растрепал костры, угасил все – кроме последнего. К нему и вышел чужак. Темный, как ночь. Не было при нем коня, оружия и даже бурдюка с водою. Так что никто не усомнился: он не человек. Он – дэв, и взял себе людскую личину с тайной мыслью и просто так не уйдет. Увы, бесполезно спрашивать дэва, зачем он явился. Нет у смертных силы, чтобы одолеть дэва, надежного способа выдворить в родной его мир. Дэв сродни черной буре – возникает мгновенно и берет все, что захочет взять.