Не только Евтушенко - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Соловьев cтр.№ 110

Ты и с ним пила молодое вино на берегу того же моря, хоть и в другом географическом пункте, вино кружило тебе голову, солнце разогревало кровь, похоть отключала все тормоза плюс, скажем так, курортная вседозволенность, хоть ты и была не на курорте: «о тебе и думать не могла, он сказал, что хочет от меня мальчика, а теперь не могу жить от отвращения к себе» – зачем ты написала мне это?

– Почему он предлагал нае*ать тебе мальчика? – спрашиваю тебя напрямик.

– Что ты городишь! Во-первых, он сказал не «нае*ать тебе мальчика», а «хочу от тебя мальчика».

– Это когда он тебя трахал?

– Да не трахал он меня!

– Всех трахал, перетрахал всех окрест, студенток и туземок, включая меня – виртуально, а от тебя платонически хотел мальчика? Ври, да не завирайся! Ты, что, исключение?

– Да, я – исключение. И ты всегда это знал, а сейчас позабыл, – жалишься ты.

– С днем святого Валентина, мое исключение!

– При чем здесь я? Это же он хотел мальчика, а не я. Я и думать об этом не могла. Вспомни, как мы с тобой предохранялись, в какое впадали отчаяние, если у меня была задержка. С ума сходили.

– Это ты сама хотела от него мальчика. В подсознанке.

– Что ты мелешь? Опять твой клятый Фрейд! Как я могла хотеть мальчика, когда потом с тобой так боялась забеременеть? Не могла я хотеть ни мальчика, ни девочку, даже если бы хотела его!

– Вот и проговорилась, что хотела его!

– Что ты от меня теперь хочешь? Соврать мне, что ли, ради тебя?

– Ты не могла думать обо мне? – спрашиваю я теперь.

– Но мы ведь не были женаты, – говоришь ты, затягивая меня еще глубже в омут ревности.

– Он сказал, что хочет от тебя мальчика, когда снимал с тебя трусы? – спрашиваю сто лет спустя, вспоминая трогательную корочку в твоих трусиках под промежностью.

Спокойно:

– Он не снимал с меня трусы.

– Сама скинула?

– Как ты смеешь!

В твоем представлении дать снять с себя трусы – куда не шло, но не снять их самой! Я тебе верю: сама бы ты ни за что не сняла в первый раз трусики. Тут надо было усилие со стороны – на то он и опытный самец. Любимое выражение про застольного соседа: «Он меня спаивал», когда увожу тебя с какой-нибудь тусовки, у тебя ноги заплетаются. А вы пили тогда молодое вино – вот он и всадил свой член в твое ждущее, жаждущее, растленное мной влагалище, но продырявил мою девочку он, а не я. Это он пробил брешь в твоей девичьей защите, найдя в ней самое уязвимое место. Да и искать не надо – вы искали друг друга, и еще неизвестно, кто кого соблазнил и кто кого трахнул. Ты даже меня первой поцеловала тогда в новгородской гостинице, а спустя месяцы, не выдержав, сказала: «Можешь глубже», пока я осторожничал у входа: можешь, то есть должен.

Улица с двусторонним движением – по крайней мере, хотя баба по родильной своей природе хочет больше, чем мужик. Вот кто хотел мальчика, пусть бессознательно: ты, а не он. Я – тот самый пробник: молодой бычок, который обхаживает нее*анную телку, а потом его отгоняют и только тогда она дает быку-производителю, которого боялась. А бычок сходит с ума. Но я – особый пробник. Потому что после спаривания с заводским быком ты мне тоже дала, строя из себя целку и строишь до сих пор. Будь я посмелее и думай о себе, а не о тебе – и о тебе тоже! – мог быть первым.

– Я не была похотливой, – твердишь ты теперь.

Мне ли не знать, когда я держал в своей руке твою муфточку и проникал пальцами глубоко во влагалище и хозяйничал там вовсю, а ты расставляла ноги, чтобы поглубже, но пустить в дело член я не решался, боясь причинить тебе боль, будь я проклят до конца моей жизни! А кто за мной – по х*ю. Почти неизбежно – твой черноморский дырокол, если ты не могла устоять перед ним даже целкой.

– Я была влюбчивой, но в него влюблена не была. И при чем здесь я? Ведь это он сказал, что хочет от меня мальчика. Это у него прием такой. Я испугалась – впервые столкнулась с таким мужским напором. Тип не мой – ярко выраженная самцовость. У нас с тобой все было иначе.

– Но он хотел от тебя мальчика. Такие слова можно сказать только во время е*ли.

– Но между нами ничего не было!

– Он, что, верил в непорочное зачатие? Или думал, что мальчиков пальцем делают? А почему именно мальчика? Какой разборчивый. Я, наоборот, хотел девочку – чтобы была похожа на тебя. Получился мальчик – ничего против. А он что, гендерный сексист? Или девочка у него уже была в законном браке?

– Откуда мне знать? Там он ходил холостяком – единственный петух на всю деревню. Крутой такой.

– А что ты ему ответила, когда он возжелал от тебя мальчика?

– Не помню.

Или брешешь, что не помнишь. Говоришь, что была возмущена, но без слов, да?

Вот в чем наше отличие: я был страстен, а ты похотлива. Никогда меня не любила и не любишь. Чистый секс – и всех делов. Любовь не передается половым путем. Интимная близость – еще не повод для сближения. Ты и сейчас е*ешься одной манжой, а я отдаю тебе душу живу. На кой она тебе, когда тебе нужен только х*й – как раньше мои пальцы? А чей х*й – тебе не все равно?

С днем святого Валентина, моя ненасытная!

Во всем виноват я сам. Сказано: не сотвори себе кумира. А я сотворил, и ты, бедняжка, должна соответствовать, играя роль, которую я тебе навязал. И что я теперь предпочитаю: точное от тебя знание или мое разгульное воображение, в котором я запутался как в лабиринте, и выхода из него нет, а ты не в помощь? Что я хочу теперь? Не просто знать, а видеть. Присутствовать при твоем первом соитии. Эффект присутствия – и сопереживания. Увидеть то, что произошло или не произошло, воочию, своими глазами, как в кино или по ящику, крупным планом?

Нет, не reality show – real show. Увидеть тебя с другим – все равно, с кем. При свете или в темноте – вспомни! Мне бы прибор ночного видения – или ночного ненавидения? Твое измученное желанием и болью лицо, твои влажные, ждущие, жаждущие гениталии и его член, который он за*уячил тебе между ног и работал как отбойный молоток.

Еще бы – ты и думать не могла обо мне, до меня ли тебе было в тот момент, а я думал и думаю о тебе всю жизнь непрерывно, как помню себя – и ни о чем другом. Ты сама втянула его в себя, да? Это не он, а ты оттрахала его, да? Господи, что я несу!

Я боюсь правды, которую знаю. Или не знаю? Хуже нет – знать полуправду и мучиться всю остатную жизнь, как я. Вот эта колебательность и е*ет мне мозги, кособочит сознание, дергает нервы, гадит жизнь: полный раздрай. Даже если он тебя не вы*б, зато он меня вы*б! Все остальное побоку, не колышет, не парюсь.

Жизнь не по лжи? Без утайки? Как бы не так! Ты не врала, а темнила, потому что в натуре и по жизни ты – темнила: вот глагол и сдрейфовал в сторону существительного. Или в этом и есть твоя изюминка? Замнем для ясности. У тебя таких тайных неразгаданных изюминок – мильон. Мильон терзаний. Потому и прикипел к тебе на всю жизнь.