— Иначе я не смогла бы ходить!
— Ты и не ходишь. Я тебя несу. Кстати, сколько ты весишь? Ты легкая как пушинка. Если бы я не видел, сколько ты ешь, я бы забеспокоился.
— Я всю жизнь была худой, — пролепетала Кэти, уже не обращая внимания на то, куда они направляются. Гораздо больше ее волновало, чтобы лифчик бикини не сполз окончательно. Ей казалось, она вот-вот потеряет сознание. — Отнеси меня в мою каюту, умоляю. Я промою колено и буду как огурчик.
— Исключено. Как мне потом жить, зная, что я поступил не по-джентльменски, не убедившись, что с тобой все нормально? Меня не приучали бросать барышень в беде.
— Но я не в беде!
— Вот мы и на месте, — довольным тоном произнес Лукас.
Он распахнул дверь ногой, и, отвлекшись от тщетных попыток прикрыться, Кэти огляделась.
Глава 5
Каюта Лукаса была в два раза больше, чем ее, и обладала истинно мужским характером: темно-серое шелковое покрывало на кровати, темно-серые подушки, встроенная ореховая мебель, отлично гармонирующая с деревянным полом. Лукас уложил Кэти на постель, но она сразу же села, отчаянно желая чем-нибудь прикрыться, и приняла самую скромную позу: ноги плотно сжаты, руки на коленях.
Вне себя от напряжения, она смотрела, как Лукас исчезает в ванной. Через минуту он вернулся с набором первой помощи.
— Это ни к чему… Ну правда, Лукас.
— Ты назвала меня по имени! Браво! А я все гадал, сможешь ты или нет.
— У меня всего лишь пара царапин.
Он сел на корточки и начал прощупывать ее колено удивительно нежными пальцами.
— Скажешь, если будет больно.
— Не будет, — отчеканила Кэти и покрутила ногой, намекая, что дело пустяковое, но Лукас намека не понял.
«Расслабься, — приказала она себе. — Расслабься, пытка скоро кончится, и ты спокойно отправишься к себе в каюту». Но как расслабиться, если его пальцы творят такие чудеса?
Легкие прикосновения будоражили ее, вызывая приятное покалывание во всем теле. Кэти посмотрела на его черные как вороново крыло волосы и еле удержалась, чтобы не попробовать, какие они на ощупь.
Потом она вспомнила внушительный бугор на его плавках, и ей снова стало не по себе.
— Странно, что ты держишь аптечку под рукой, — произнесла она, стараясь разрядить ситуацию глупой болтовней.
— Почему? — Лукас на секунду поднял глаза и продолжил крайне неспешно осматривать ее ногу.
— Ты не похож на человека, который пользуется лекарствами, — честно ответила Кэти.
— На судне надо обязательно иметь аптечку. И не одну. На средней палубе есть подсобка с полным набором медицинской техники. Ты не представляешь, сколько всего неожиданного может стрястись в море. А скорая не доберется сюда за пять минут, чтобы отвезти тебя в ближайшую больницу. — Лукас осторожно ощупывал ее икру — худую, нежную, в золотистых волосках. Ее гладкая кожа была нагрета солнцем.
— А ты, значит, специалист по чрезвычайным ситуациям?
Его чувствительные длинные пальцы поднимались выше, и с каждым пройденным сантиметром ее тело разжигалось, как рождественская елка. Еще немного, и она запылает.
— В некотором роде, как это ни удивительно, — процедил он. — Можешь радоваться, у тебя ничего не сломано.
— Кто бы сомневался, — упрекнула его Кэти. — А что тут такого удивительного?
Лукас аккуратно смочил порезы. Кэти поморщилась, когда он прижал к больному месту спиртовую салфетку, чтобы полностью вычистить грязь.
Лукас усмехнулся, не поднимая глаз:
— Мне кажется, ты повесила на меня ярлык жадного, амбициозного бизнесмена, который только и делает, что копит богатство, причем в ущерб ближним. Я прав?
— Я такого не говорила, — пробормотала Кэти.
— Об этом не трудно было догадаться. Ты обвинила меня в своем похищении.
— Но ты и правда меня похитил!
— Ну и каково же здесь живется пленникам? — поддразнил ее Лукас, продолжая разбираться с коленом: он нанес какую-то прозрачную мазь и тщательно перебинтовал рану, после чего перешел к другой ноге. — Я всегда хотел стать врачом, — заявил он, удивив и ее, и себя.
— И что же случилось?
Нервное напряжение сменилось острым любопытством, и Кэти наконец начала расслабляться. Лукас мог быть разным — вот что она выяснила. Развязным, забавным, высокомерным, остроумным. Но искренним? Точно нет.
— Женушки моего отца случились, — сухо ответил он. — Одна за другой. Похожие как две капли воды. Они нацеливались на барыш, и, когда брак трещал по швам, богатство моего отца куда-то улетучивалось. К шестнадцати годам я понял, что, брошенный на произвол судьбы, отец закончит жизнь в нищете. Он бы не вынес, если бы империя, построенная его дедом, растворилась в тяжбах и алиментах бывшим женам. Я знал, что он собирался передать мне компанию по наследству, и все раздумывал, как бы улучить момент, чтобы поговорить с ним и расстроить его планы. Но этот момент так и не настал. Без меня аферистки порвали бы компанию на куски, и дело с концом.
— Значит, все твои надежды и мечты рухнули?
— Не драматизируй, — рассмеялся Лукас и отсел подальше, оценивая свою работу со стороны. Потом он посмотрел Кэти в глаза, и у нее моментально пересохло во рту. — Мне нравится моя жизнь.
— Но с медициной она совсем не связана.
К вихрю противоречивых эмоций, которые Кэти к нему испытывала, добавилась еще одна. Медицина многое потеряла, когда он решил избрать финансовую карьеру, ведь решительность и энергия, которые он вкладывал в работу, усилились бы в десятки раз, будь он врачом.
— Что верно, то верно, — согласился Лукас. — Поэтому мне и нравится разбираться с проблемами вроде твоей.
— И много проблем тебе уже пришлось тут решать? — Кэти представила, как он трогает какую-нибудь длинноногую красотку — одну из тех, кто забывает здесь купальники. Она нашла стопку таких в шкафу. Аккуратно сложенных, чтобы случайная бедняжка вроде нее могла их одолжить.
— Нет. — Лукас поднялся. — Я же говорил, личное время на яхте у меня ограниченно. Ни одного гостя пока не приходилось возвращать к жизни искусственным дыханием. — Он снова исчез в ванной, но вместо того, чтобы подняться и удрать из каюты, Кэти осталась сидеть на постели. Она осторожно согнула ноги, привыкая к тугим повязкам.
— Значит, я твой первый пациент?
Лукас встал в дверях в ванной, опершись на косяк.
Кэти окинула его взглядом. Лукас источал грубую, животную сексуальность, от которой у нее замирало сердце.
— Порезы и царапины не считаются, — ухмыльнулся Лукас и направился к ней, завораживая ее своими легкими, грациозными движениями.
Он встал возле иллюминатора, из которого виднелся океан — недвижный, точно глубокое озеро. Каюту охлаждал кондиционер, но жара чувствовалась: на безоблачном небе горело ослепительное солнце.