#бабодурское - читать онлайн книгу. Автор: Ляля Брынза cтр.№ 36

К этому мы привыкли.

Но мы понятия не имели, что они (эти кошки) настолько различают человеческую речь.

Вот прям сейчас минуту назад Питон про что-то и очень вскользь говорит: «Ну, туда надо ЛАЗЕРОМ посветить…»

И вдруг Агата, до этого спящая мирно и спокойно, просыпается, бежит со всех лап к Питону и орет: «Мимимяу мимимяу укааазка лааазер играаать».

Ну как бы понятно, что если ее раза два-три позвать по имени, она приходит. И что какие-то другие человеческие слова и интонации вроде «иди есть, Агата», «зайди в дом», «не жри муху» и «аааа, сволочь хвостатая» и проч. она понимает.

Но вот так в потоке человеческой речи расслышать слово и его распознать… Это что-то новенькое.

Главное, что у нас нет с Агатой конвенциональной фразы про лазерную указку. Мы не кричим ей: «Агата, лазер».

А тут она просто сама самостоятельно соотнесла слово со значением.

* * *

Случайность? Может быть, может быть…

Любознательный Брускетониц только что обнаружил, что зарядка из Мака вынимается путем простого удара лапой по проводу.

И это прикольно.

Чпок. И вылетает оно.

И мамо тут же начинает говорить смешные слова и пихать эту маленькую хвостатую штуку обратно в свою любимую блестящую штуку…

Чтобы Брускетониц снова мог лапой и чпок… Похоже, эти нелюди из аппла никогда не имели кошек!!!

Была шапка у меня с помпоном. Серенькая шапка, помпончик серо-коричневенький, из какого-то мертвого зверька, пушистый, милый.

Шапку я куда-то задевала и забыла о ней напрочь, как я обычно и делаю, чтобы не искать и не расстраиваться попусту.

Я забыла, а Брускетта нашла. Саму шапку спасать ей, видимо, было лень и ни к чему, так что она из пыльных задиванных завалов эвакуировала самое ценное — помпончик.

Уж как она там исхитрилась его оторвать от собственно изделия — не знаю, но исхитрилась. И счастливая абсолютно всю ночь гоняла зашорканный серенький меховой кусочек по дому. И пищала от счастья.

Но я это сейчас вам говорю, почему Брускетта пищала. Ночью же я думала, что она просто так пищит. И просто так валяется по полу.

А вот утром, когда я раскрыла глаза, когда увидела лежащий в сантиметре от моего носа меховой, обслюнявленный, обжеванный, пыльный серенький НЕЧТО… вы же понимаете, что я на это сказала, да? И как?

Рядовой Иванов с его оловом были бы мной довольны.

Через минуту я поняла, что это все же не труп мыши… Но минуты было достаточно для того, чтобы день не задался.

Вот… опять гоняет, и жует, и писчит.

Пятнистая гиеновидная Хвостатень-Брускетень окошилась окончательно.

Приходит ночью, бесцеремонно спихивает Агату с питоньей головы, залазит туда сама и принимается свиристеть, как подорванная.

Агата некоторым образом недоумевает минуты три, потом спихивает Брускетту, забирается на «самое главное кошачье место в доме» и мурчит по-агатьи, настойчиво и сурово.

Брускетта топчется туда-сюда какое-то время, потом начинает опять подталкивать уже дремлющую Агату в бок башкой. Та сваливается. На голову Питона забирается Брускетта.

Агата просыпается, понимает, что ее спихнули, делает возмущенно «мяхххфрр» и восстанавливает справедливость…

Ну, где-то через час этих упорных и утомительных рокировок кто-то из девок сдается и с обреченным вздохом забирается на меня. Я не такая приятная на ощупь, как Питон, — но хоть что-то. Не купе, так плацкарт…

Да! Мы очень хотим третью. Но у меня чот с моими здоровьями история никак не выстроится, а это важно.

Агата опять спалилась. Она ж у нас «старенькая и немощная» кошечка. Ее надо на ручках. На меня она запрыгнуть не может — силушек нет. К воде (а вода у нас отдельно стоит на тумбе у крана) ее тоже надо по приказу поднимать. Воду немедля наливать свежую, лучше в стакан, лучше в хрустальный…

Потом ее оттуда по приказу надо снимать и переносить на диван.

С дивана она сползает, кряхтя и охая. Старенькая, короче…

И тут я сижу, она по полу бродит, кряхтит, требует на коленочки. Я отказываю. Она ругается. Я снова отказываю. Она меня последними словами… Я ей «иди отсюда». Она мне «а я на тебя нажалуюсь тогда». А я ей…

В общем, обычная утренняя перепалка. Мы так с бабулей ругались.

И вдруг на плите что-то шебуршит. Ну сковородка, что ли, как-то не так звякнула…

Она глаза вытаращила, кааак скакнет с пола на плиту… И смотрит там что-то. И потом с плиты шарахнулась и каак прыгнет через «пропасть» на стол.

— Агааа. Агата… Врешь ты все! Старая лгунья!

Тут же сделала лицо такое, что прям вот-вот и преставится…

Паника прошла, сижу работаю.

Кошки — одна на тумбе у воды. Другая у плиты сидит. Дремлют обе.

Ну и там порыв ветра. Со скрипом верандная дверь приоткрывается. Не, ну реально чуть-чуть скрипит.

Но с какого-то хуя Брускетта решает, что это АЦКЕ КОШАЧИЙ ДЕМОН пришел за ней с улицы…

Или еще что ей видится в полусне.

Она от ужаса взмывает под потолок. С плиты.

Орет: «ААААБЛЯЯЯДЕМОНЫ». И сигает куда-то вбок.

Переворачивает кастрюлю.

Та падает и за собой тащит еще две кастрюли.

Грохот жуткий.

Агата кричит: «ААААА» от ужаса и тоже взмывает. И переворачивает на себя миску с водой. От этого еще больше кричит, и в ужасе.

Все мы в воде. Вода попадает на Брускетту, которая уже приземлилась на пол. Брускетта кричит: «АААА ДЕМОНЫ». Шарахается в сторону, сбивает стоящий у плиты сохнущий противень. Тот падает и гремит.

«АААААААДЕМОНЫ», — орут они обе. Потому что противень — это громко.

Одна по мне бежит прочь. Другая просто бежит прочь. По пути забегая на меня.

Где-то тут полная большая миска с сушкой…

«ААААДЕМОНЫ!»

Сушка разлетается по дому везде и месяца на два минимум.

На пути миски, банки пустые, стеклянные, из-под варенья, чтоб отдать матушке…

«ААААДЕМОНЫ!!!»

Банки летят, ударяются о косяки и о ножки стола. Металлические ножки…

* * *

В общем, непростой день. Ща пойду смою с себя кровь и соскребу кошачью еду. И посплю, пожалуй.