Роуэн, не веря своим ушам, уставился на Тигра.
– Ты псих? Ты хоть понимаешь, что говоришь? Что у тебя в башке?
– Только мои собственные наночастицы, приятель. Наночастицы.
Жнецу Вольте повезло – он принадлежал к ближайшему окружению жнеца Годдарда. Самый молодой из трех жнецов, живших с Годдардом в одном доме, он считал себя некой уравновешивающей силой. Хомский был безмозглым атлетом, Рэнд – воплощением животной силы, силы природы. Вольта же был сообразителен и наблюдателен, и всегда видел и понимал больше, чем говорил. Он был первым, кто заметил Ксенократа, и видел, как тот старается избежать встреч со знакомыми. Ему все-таки пришлось обменяться рукопожатием с другими жнецами, некоторые из которых приехали издалека – из Пан-Азии и Евро-Скандии. Делал он это так неохотно, что Вольта понял: Ксенократу очень не хочется находиться здесь.
Вольта расположился неподалеку от Годдарда, чтобы не упустить случая и понять, что к чему.
Увидев Высокое Лезвие, Годдард встал, выказывая гостю положенное уважение.
– Ваше превосходительство, ваше присутствие на моей маленькой вечеринке – большая честь для меня! – произнес Годдард.
– Не такая уж она и маленькая, – отозвался Ксенократ.
– Вольта! – приказал Ксенократ. – Отнеси два кресла к бассейну, чтобы мы не отрывались от народа.
И хотя такого рода приказы обычно отдавались слугам, Вольта не возражал, поскольку получал возможность подслушать, о чем будет вестись речь. Он принес и расставил кресла на каменной плитке неподалеку от глубокой части бассейна.
– Ближе, – сказал Годдард, и Вольта придвинул кресла так близко к воде, что любой, прыгнувший с трамплина, обдал бы их тучей брызг.
– Останься, – негромко проговорил Годдард, что Вольте и было нужно.
– Не желаете угоститься, Ваше превосходительство? – спросил Годдард, указав на стол, стоящий рядом.
– Нет, благодарю вас, – отозвался Высокое Лезвие. Слышать такое от человека, слывшего гурманом, было странно.
– Не могли бы мы поговорить в другом месте? – спросил он. – Лучше было бы уединиться в спокойной комнате.
– Сегодня у меня нет спокойных комнат, – ответил Годдард.
– Но здесь слишком уж многолюдный форум.
– Ничего подобного! Это не Форум, а скорее дворец Нерона.
Вольта изобразил подобострастный смех; если ему сегодня полагается играть лизоблюда, он готов к подобной роли.
– Надеюсь все-таки, что он не станет Колизеем, – усмехнулся Ксенократ, несколько обеспокоенный словами Годдарда.
Годдард хмыкнул:
– Поверьте, я был бы счастлив бросить львам несколько тоновиков.
Гость – из профессионалов – совершил тройной кульбит, прыгнув с трамплина, и забрызгал тяжелую мантию Ксенократа.
– А вам не кажется, что этот роскошный стиль жизни вас затягивает? – спросил Высокое Лезвие.
– Затянет, если я не перестану двигаться, – ответил Годдард с усмешкой. – Мне уже надоело это место. Я подыскиваю что-нибудь ближе к югу.
– Я имел в виду нечто иное, и вы это знаете.
– К чему такой озабоченный тон, Ваше превосходительство? – спросил Годдард. – Я пригласил вас, чтобы вы сами убедились, какую благотворную роль для всего сообщества жнецов играют мои вечеринки. Это же улучшает наши связи с общественностью! Вы и сами можете устраивать у себя дома грандиозные гала-концерты.
– Вы забыли, что я живу в хижине.
Годдард, сузив глаза, пристально посмотрел в лицо Ксенократа.
– Да, – согласился он, – действительно в хижине. Но на крыше самого высокого здания Фалкрум-Сити. Я, по крайней мере, не лицемер и не имитирую девичью скромность.
А затем Высокое Лезвие сказал то, что крайне удивило Вольту, хотя, если вспомнить все, что происходило до этого, ничего удивительного в сказанном не было.
– Самая большая моя ошибка, – сказал Ксенократ, – это то, что я выбрал вас в качестве своего ученика.
– Надеюсь, что вы правы, – кивнул Годдард. – Было бы грустно думать, что главные ваши ошибки впереди.
Явная угроза, хоть и завуалированная. Годдард превосходно владел эзоповым языком.
– А теперь скажите мне, – произнес Годдард, – будет ли удача улыбаться моему ученику так, как она улыбалась вашему?
Вольта напряженно прислушивался, пытаясь понять, о какой удаче говорит жнец.
Ксенократ глубоко вдохнул и шумно выдохнул.
– Удача уже улыбается, – проговорил он. – Девушка перестанет быть проблемой меньше чем через неделю. Я в этом уверен.
Еще один ныряльщик окатил их снопом брызг. Ксенократ поднял руки, пытаясь защититься, а Годдард даже не пошевелился.
Девушка перестанет быть проблемой. Это можно было толковать по-разному. Вольта принялся оглядываться, пока не заметил Роуэна. Тот что-то оживленно обсуждал с каким-то молодым человеком из профессиональных гостей. Насколько Вольта понимал то, что девушка наконец «перестанет быть проблемой», явилось бы для Роуэна хорошей новостью.
– Мы закончили? – спросил Ксенократ. – Я могу идти?
– Одну минуту, – ответил Годдард и, повернувшись к мелкой части бассейна, позвал:
– Эсме! Иди сюда, я хочу, чтобы ты кое с кем встретилась.
На лице Кснократа отразился леденящий кровь ужас. С каждой минутой происходящее становилось все интереснее.
– Прошу вас, Годдард, не нужно!
– Да что здесь опасного? – спросил Годдард.
Эсме, разбрызгивая воду, бежала к ним по краю бассейна.
– Да, жнец Годдард?
Он подозвал Эсме, и та села ему на колено, лицом к человеку в золоченой мантии.
– Эсме, ты знаешь, кто это? – спросил Годдард.
– Это жнец.
– Не просто жнец. Это Ксенократ, Высокое Лезвие Мидмерики. Мистер Большой человек.
Ксенократ, стараясь не смотреть девочке в глаза, кивнул. Чувствовал он себя в высшей степени неуютно, что, казалось, можно было ощутить даже с закрытыми глазами. Интересно, подумал Вольта, Годдард делает это намеренно или жестокость – его природное свойство?
– Мне кажется, мы где-то встречались, – сказала Эсме. – Только очень давно.
Ксенократ молчал.
– Наш уважаемый гость чувствует себя слишком напряженно, – произнес Годдард. – Может быть, ему следует присоединиться к празднику?
Эсме пожала плечами:
– Пусть ему будет так же приятно, как и остальным.
– Никогда не слышал более мудрых слов, – сказал Годдард.
Затем, так, чтобы Эсме не увидела, он протянул руку по направлению к Вольте и прищелкнул пальцами.