Компас - читать онлайн книгу. Автор: Матиас Энар cтр.№ 79

— Франц, ты меня утомляешь. Это ни в какие ворота не лезет. На протяжении двух километров ты буквально не закрываешь рта. Господи, каким же ты можешь быть болтливым!

Я очень гордился тем, что сумел заговорить ее, и намеревался продолжать в том же духе:

— Ты права, я рассуждаю, резонерствую, не даю тебе даже слова вставить. Тогда скажи мне, как продвигается твоя диссертация? Конец виден?

Вопрос, не будучи неожиданным, произвел непредвиденное впечатление: Сара тяжело вздохнула и, стоя на пешеходной части улицы Дамремон, закрыла лицо ладонями, закачала головой, а потом, воздев руки к небу, испустила долгий вопль. Этот крик отчаяния, обращенный к богам, эта яростная мольба настолько меня ошеломили, что я умолк, словно сраженный громом, и только смотрел на нее большими глазами. Замолчав, она повернулась ко мне и с очередным вздохом промолвила:

— Давай пойдем поедим.

На противоположной стороне улицы виднелся ресторан с претензией на восточный колорит: обои, подушки, разномастные безделушки, такие же старые и пыльные, как и тусклая от грязи витрина; в ресторане мы оказались единственными клиентами, так как время неумолимо приближалось к полудню, а парижане, наверняка кичась своей большей свободой в соблюдении полуденного часа, нежели все прочие их сограждане, обедают позже. Если им вообще случалось обедать в этом заведении. Мне показалось, что на этой неделе, а может, и в этом месяце мы стали его единственными клиентами, ибо хозяин (сидя в зале за столиком, он играл в тетрис, пытаясь побить свой личный рекорд) с удивлением уставился на нас. Хозяин, чье бледное лицо, парижский выговор, дурное настроение и цены в меню свидетельствовали о том, что он явно коренной парижанин, — пропади он пропадом, этот восточный колорит, мы попали в единственный турецкий ресторан, принадлежавший аборигену, который с тяжелым вздохом оторвался от компьютера, чтобы принять нас, а потом снова сел доигрывать партию.

Теперь настала моя очередь молчать: меня смертельно напугал загадочный вопль Сары. Да кем она себя вообразила? Я всего лишь поинтересовался, как у нее дела, и что получил в ответ? Крик раненой птицы. Дурацкое кривлянье. После нескольких минут карающей тишины моя недовольная физиономия скрылась за картой меню, а она согласилась извиниться:

— Франц, прости, прости меня, мне жаль, не знаю, что на меня нашло. Однако и ты ничего не сделал, чтобы сгладить ситуацию.

Я (смертельно оскорбленный, с патетикой в голосе). Ничего, давай забудем. Лучше посмотрим, есть ли что-нибудь съедобное в этой роскошной харчевне, куда ты нас привела.

— Если хочешь, можно пойти еще куда-нибудь.

Я (решительно, однако не совсем искренне). Нельзя уходить из ресторана, если ты уже сел и прочитал меню. Так не делают. Как говорите вы во Франции, если вино налито, его надо выпить.

— Я могу почувствовать себя плохо. Если ты передумаешь, мне тотчас станет плохо.

Я (мрачно, по-прежнему прячась за меню). Ты неважно себя чувствуешь? Тогда это объясняет твои перепады настроения.

— Франц, ты точно выведешь меня из терпения. Если ты и дальше будешь так себя вести, я ухожу, возвращаюсь к работе.

Я (струсил, испугался, смутился, сразу положил на стол меню). Нет, нет, не уходи, я сказал просто так, чтобы тебя позлить, я уверен, что здесь все вкусно. Даже очень.

Она рассмеялась. Я уже не помню, что мы ели, помню только тихое звяканье микроволновки в пустом ресторане перед подачей каждого блюда. Сара рассказывала мне о своей диссертации, о Хедаяте, о Шварценбах, о дорогих ее сердцу людях, о зеркалах, отделяющих Восток от Запада, которые, по ее словам, она хотела разбить посредством постоянного кочевья, номадизма ^[539]. Явить миру ризомы ^[540] общей конструкции под названием современность. Показать, что «уроженцы Востока» не только были ее строителями, но и часто становились зачинателями ее сооружения, активными его участниками; показать в конечном счете, что теории Саида, ^[541] вопреки ему самому, стали одним из орудий наиболее изощренного господства: вопрос не в том, прав Саид или не прав в своем видении ориентализма; проблема в том, что разрыв, онтологический ров между доминирующим Западом и подчиненным Востоком, с которым согласились его читатели, брешь, проделанная за пределами колониальной науки, способствовала реализации данной модели и явилась завершением a posteriori ^[542] сценария доминирования, против которого мысль Саида намеревалась бороться. В то время, как история могла быть прочитана совершенно по-другому, утверждала Сара, написана по-другому, с позиций разделения и непрерывности. Она долго говорила о святой троице постколониализма ^[543]: Саид, Бхабха ^[544], Спивак ^[545], о проблеме империализма, о различиях Восток — Запад, о XXI веке, когда перед лицом насилия нам совершенно необходимо избавиться от абсурдной идеи полной инакости ислама и принять не только ужасающую жестокость колониализма, но и все то, чем Европа обязана Востоку, — согласиться с невозможностью отделить одно от другого, с необходимостью изменить точку зрения на эту проблему. Она говорила, что вместо дурацкого покаяния одних или ностальгии по колониальным временам других следует отыскать новое видение Востока, которое включало бы в себя другую сторону. Двустороннее видение.

Обстановка весьма способствовала ее рассуждениям: мебель, обитая тканью «под Восток», соседствовавшая с безделушками made in China и с несомненно парижскими манерами хозяина заведения, являлась наилучшим примером, подтверждавшим ее тезис.