Голос - читать онлайн книгу. Автор: Кристина Далчер cтр.№ 45

– Никто не умирает, мамочка, тем более в полном одиночестве, – говорю я, но все же чувствую, как по позвоночнику пробегает холодная струйка страха. – Обещай, что непременно сходишь к доктору Микеле, хорошо?

Пока звучат наши бесконечные «чао», поцелуи на расстоянии и обещания завтра же снова поговорить, проходит еще как минимум минут десять, и я наконец закругляюсь. Если бы у итальянских женщин были такие же квоты на слова, как у нас, то они весь свой запас до последнего слова тратили бы на эту прощальную часть разговора.

Лишь после того, как я закрываю фэйстайм, мне в глаза бросается большой конверт со штампом «совершенно секретно», лежащий у Патрика на столе. Кто, интересно, додумался ставить подобный штамп на документы, если он крупными красными буквами сообщает – или как минимум намекает – каждому, что содержание конверта может оказаться весьма заманчивым? С тем же успехом можно было бы прилепить к письму ярлычок «ОТКРОЙ МЕНЯ!». Вообще-то, если б это касалось меня, то я бы прятала все важные документы в старые номера «Ридерз дайджест».

Патрик на кухне что-то насвистывает, а дети яростно спорят, смухлевал ли Сэм, спрятав во время игры в рукаве даму пик.

Совсем нетрудно было бы хоть одним глазком взглянуть на содержимое этого конверта… Я практически чувствую вес того тяжеленького красного дьяволенка, что сидит на моем левом плече и всячески подстрекает меня совершить это маленькое преступление. Давай, Джин! Хотя бы посмотри, что там. И никто никогда ничего не узнает.

В общем, письмо я вскрываю.

Но содержание его меня ничуть не удивляет. Будучи советником президента по науке, Патрик наверняка входит в круг лиц, заинтересованных в проекте Вернике. Я не понимаю одного: почему на первой странице письма, адресованного моему мужу и «в высшей степени секретного», обращение к руководству трех различных команд: Золотой, Красной и Белой. Мы – Лоренцо, Лин и я – явно в Белой команде (судя по нашим электронным картам). Фамилии других сотрудников, перечисленные под грифом «Золотая» и «Красная», мне не знакомы. Возле некоторых фамилий указано военное звание.

– Мамочка! – Звонкий голосок Сони в дверях кабинета заставляет меня вздрогнуть. – Я выиграла в «старую деву»!

Ага, теперь я понимаю, зачем Сэму понадобилось похищать и прятать даму пик. Я поспешно сую секретное, связанное с нашим проектом письмо в конверт, надеясь, что Патрик ничего не заметит. У него на рабочем столе все предметы пребывают в таком порядке, словно их выравнивали с помощью рейсшины.

– Просто супер, малышка! – восхищаюсь я. – А теперь, может, пойдем и проверим, как там на кухне наш папочка?

– Я люблю тебя, мамочка. Я очень-очень тебя люблю.

Девять слов – и этого вполне достаточно, чтобы сердце мое радостно забилось.

– Выяснила что-нибудь интересное? – спрашивает Патрик, когда я возвращаюсь на кухню.

Я всегда плохо умела скрывать что-то от других. Малейший намек на ложь – и мои губы сами начинают улыбаться, а глаза косить. Однажды – в кои-то веки! – я попыталась устроить Патрику сюрприз на тридцатилетие, подключив только его секретаршу и пару надежных ребят с работы. И вот наконец торжественный день настал, и Патрик выглядел настолько изумленным, словно на него с неба бомба упала.

И я думала: «Боже, какой успех!!!» И была в этом уверена вплоть до следующего утра, когда Эван Кинг случайно проболтался, и я поняла, что мой муж давно обо всем знал и просто устроил для меня это грандиозное шоу.

– Я все прочитал по твоим глазам, детка, – сказал Патрик, когда я пристала к нему с расспросами. – Слава богу, что ты не нуждаешься в постоянной проверке благонадежности у представителей госбезопасности.

Ну и все. Больше никаких вечеринок-сюрпризов.

Патрик поворачивается от плиты ко мне и снова спрашивает:

– Хорошие новости?

– Что?

– Хорошие новости? Твои родители тебе что-нибудь интересное сообщили?

И я чувствую, как меня покидает тяжкий страх, сползая по спине и превращаясь в лужицу на плитках кухонного пола.

– Хм… Да, пожалуй, новости неплохие. Папа продал свой магазин какой-то сетевой компании.

– Пора старику на пенсию, – говорит Патрик и зачерпывает ложкой овощное рагу, которое тушит в сотейнике. – Вот. Попробуй и скажи, что еще туда нужно положить.

– Очень вкусно! – хвалю я рагу, хотя, по-моему, оно совершенно невкусное. Впрочем, для меня теперь ничто не имеет прежнего вкуса и запаха. Мне кажется, что красное вино, которое Патрик наливает в бокалы, пахнет прогорклым маслом, а от мяса – по-моему, это цыпленок, хотя с тем же успехом это может оказаться и баранья печенка, – по кухне и столовой расползается дьявольская вонь. В принципе после работы я должна быть голодна как волк, но я ни малейшего голода не чувствую. – Стивен еще не вернулся? О! Помянешь черта…

Входит мой старший сын, как всегда громко хлопая задней дверью дома. Соня радостно ему улыбается, близнецы тоже. Мы с Патриком еще только собираемся сказать «Привет!», но Стивен, словно не замечая нас, проходит мимо всех и даже, как ни странно, мимо холодильника и прямиком направляется по коридору в свою комнату. Лицо у него пылает странным румянцем: на щеках и на шее словно расцвели какие-то красные пятна. И вид у него на редкость понурый, словно ему добрых тридцать семь, а не семнадцать и на плечи ему обрушилась вся тяжесть мира.

Вот тут-то и выявляются все сложности отношений между детьми и родителями – они словно упакованы в оболочку из одного мрачного, сердитого подростка.

– Пойду-ка я поговорю с ним, – говорю я Патрику, чувствуя, что мне к тому же просто необходимо передохнуть от запахов пищи, пока мои органы обоняния окончательно не взбунтовались, – а ты пока попроси Соню рассказать тебе, как она победила в карточной игре.

Из комнаты Стивена доносится такая громкая музыка, что у меня еще в коридоре буквально все кости начинают трястись. Я стучусь, но ответа нет. Но я снова стучусь, и наконец раздается раздраженное ворчание: «Входи».

– Ты здоров, мальчик? – спрашиваю я, всовывая нос в приоткрытую дверь.

Что за мелодию он там слушает, не разобрать – один сплошной фоновый шум.

– Да, – мрачно роняет он.

– В школе ничего не случилось?

– Нет.

– А как там Джулия?

– Хорошо.

– Ужинать будешь? Уже почти все готово.

– Да, ща приду.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, и тут Стивен вдруг разражается цепью коротких отрывистых слов.

– Мам? Вот если б кто-то, кого ты знаешь… а может, даже и по-настоящему любишь… совершил гнусный поступок, ты бы… настучала на него?

М-да… ответ придется как следует обдумать.

Когда-то я наверняка сказала бы «да». Заметил, у кого скорость больше 60 поблизости от школы, запиши номер машины. Увидел в «Уолмарте», как кто-то из родителей ударил своего ребенка, – позови полицию. Стал свидетелем ограбления соседей – немедленно сообщи об этом. На каждое действие должно быть соответствующее противодействие. Только не теперь. Теперь противодействие, может, и найдется, вот только соответствующим его, черт возьми, никак не назовешь. Я же знала насчет Энни Уилсон и ее любовника, который приезжал к ней на синем пикапе и не давал себе труда даже в дом войти незаметно, через заднюю дверь. И я прекрасно знаю, что Лин Кван, которая сейчас живет у брата, принадлежит к числу тех женщин, которые предпочитают представительниц одного с ней пола. Я знаю также, что если бы я тогда – выражаясь словами Стивена – «настучала бы» на Энни Уилсон, то потом вряд ли смогла бы по утрам видеть в зеркале собственную омерзительную физиономию. А уж мысль о том, чтобы донести на Лин, для меня и вовсе абсолютно недопустима, что бы там преподобный Карл и его клика Истинных ни твердили насчет преступности однополой любви.