Оттенки русского. Очерки отечественного кино - читать онлайн книгу. Автор: Антон Долин cтр.№ 68

Хомерики: А у меня другая ситуация — я ушел в совершенно другой жанр, мне не свойственный. Как это случилось, не знаю, но затянуло, завертело — и захотелось попробовать. Я совершенно не строил иллюзий, что это чем-то будет похоже на мои предыдущие фильмы. Это был такой детский спортивный интерес сделать большое кино, которое было бы понятно массовому зрителю, при этом все равно вставить туда что-то свое. То есть чтобы не было такого, как в анекдоте: «Папа, а ты с кем разговариваешь?» Второй пункт, почему я туда попал: с предыдущим фильмом, «Сердца бумеранг», мне показалось, что я уже не хочу снимать про то, что у меня было. Возникла какая-то такая пустота — повторяться не хочется про бренность бытия и прочее, а нового еще не накопилось. В общем, я это время сейчас использую для того, чтобы делать такие разные проекты.

Бакур, у тебя вообще сразу нестандартный случай: ты не режиссируешь, а продюсируешь.

Бакурадзе: Тем не менее я рефлексирую. Если каждый говорит за себя отдельно — вот я так подумал и решил так-то сделать, — это, мне кажется, не совсем правильный ответ. В какой-то мере сейчас получается так, что ты немножко на нас наезжаешь… хотя не наезжаешь, да? Я, например, не могу тебе ответить, что меня волновало до, волнует ли меня это до сих пор, какая трансформация во мне произошла, когда я перешел из одного сегмента в другой. Я могу единственное сказать, что меня сейчас точно так же, как и раньше, волнуют процессы, происходящие вокруг. И даже вот этот проект, который я делаю, — он все-таки в том же ключе, это тоже ответ на мое волнение.

Но вот есть один простой вопрос. Переход из очень маленького кино в сравнительно или очень большое кино, по бюджету и по количеству зрителей — в нашем кино это практически всегда совпадает, — это внешний фактор (рынок заставляет, жизнь заставляет, свой карман заставляет, продюсер заставляет) или внутренняя потребность? Например, Леша отчетливо ответил: «Я всегда хотел снять коммерческое кино».

Мизгирев: Жанровое. Оно может не быть коммерческим.

Жанровое — потенциально более коммерческое, хотя бывает по-разному. Так внешнее или внутреннее? Есть те, кто всегда хотел большое, но не было возможности, а есть те, кто и не желал, но жизнь заставила.

Бакурадзе: Я не знаю, может быть, мы сейчас живем в эпоху возникновения Средневековья. Если взять, допустим, людей античного времени и спросить их, а что у вас происходит, почему вы не пишете античные трагедии, они не могли бы тебе ответить на этот вопрос, потому что это вопрос глобальный.

Ну вот ты сейчас и отвечаешь: «Время такое». Это один из возможных ответов. Время, которое заставляет эту трансформацию проходить. Вот, Леша (обращается к Попогребскому), у тебя, если говорить не о твоем заветном огромном проекте, а о сериале, речь идет еще и о смене — я даже не знаю, тут слово «формат» не применишь…

Попогребский: «Дистанция».

Вообще всего на самом деле. Аудитория не просто больше, она потенциально другая. Все другое.

Попогребский: Мне понравилось про зубило и отвертку. Хотя у меня в руках остались те же инструменты, только ручная дрель сменилась на электрическую. Если взять одну серию из моих тринадцати, то удельное количество денег на единицу экранного времени для меня не возросло. Но было абсолютно сознательное желание снять — черт его знает, как это назвать, — большой фильм, дорогой фильм, кассовый фильм. Неважно. Каждый фильм для меня еще и учеба. На каждый следующий фильм я делаю чек-лист тех вещей, которым хочу научиться. При этом еще есть список запретов. Я говорил, что не хочу снимать ретро, ничего костюмного и политического, как-то про мелодраму особо не думал. Теперь в сериале все это есть, но при этом я понял, что это абсолютно современная история, которая меня увлекла. То, что сейчас называется «Оптимистами», на самом деле попало мне в руки еще пять лет назад. И это было не случайно. По внешним половым признакам, да, может показаться, что я в свой вынужденный простой решил снять сериал. Сейчас, изнутри, я хочу сказать: вообще не хочу про это вспоминать, потому что меня прет нереально. Самое важное здесь знаете что? Не то, что я снимаю это для телевидения, а что я впервые работаю по чужому сценарию. Для меня действительно это тектоническое изменение. И это, честно говоря, круто. Хочу в том же духе и продолжать.

Короткий вопрос, на который я предполагаю однозначный ответ. Я правильно понимаю, что никто из вас четверых этот переход не воспринимает как капитуляцию ни в какой форме?

Бакурадзе: Я лично — нет.

Хомерики: Нет.

Мизгирев: То есть если уточнить тематику…

Уточняю. Авторское кино, в неком идеале, есть бескомпромиссность. Автор выражает себя и свое «я» и плюет вообще на всё. Вы, двигаясь в другую сторону, либо не идете на компромисс, либо идете на тот компромисс, к которому вас толкает внутренняя потребность, чем бы она ни была вызвана.

Мизгирев: Проблема связана с тем, что нужно думать о зрителе. Как освоить бюджет так, чтобы он вернулся. Предполагается, что поскольку у вас, ребята, до этого не было огромных бюджетов, то и вопрос о том, кто и как на это массово реагировал, вроде как не стоял. Сейчас мы занимаемся теми проектами, куда вложены большие деньги. Они как минимум должны привлечь зрителей в зал. Те должны прийти и посмотреть или — в случае ящика — просто не выключить эту кнопку и держать рейтинг. Чем ради этого поступился каждый из нас во внутренней своей органике? Каким образом дошел до жизни такой. Я правильно тебя понимаю?

В целом — да. Не нарушена ли эта органика?

Мизгирев: Вот Коля говорит интересные вещи: «Я пошел туда, куда не ходил». В моем случае — я пошел туда, куда мог бы пойти с самого начала. И у меня не было отторжения этой зоны. Есть какие-то вещи, связанные с самостоятельностью автора. Например: я всегда сам утверждал кастинг, сам утверждал объекты, выбирал тех людей, с которыми хотел работать. От оператора до композитора. Сейчас существуют разные вводные данные, но я бы не стал говорить, что в итоге работаю с людьми, которые мне не близки. Как выяснилось, среди тех людей, которые занимаются так называемым индустриальным кино, очень много авторов и художников. Просто в силу определенных обстоятельств их выталкивали из этой зоны. Стоило только открыть дверцы — и люди с радостью пошли туда.

То есть это не люди из авторского кино пошли в коммерческое, а люди, которые волей судеб оказались в коммерческом кино, всегда хотели делать авторское?

Мизгирев: На моей картине «Дуэлянт» все, за исключением художника-постановщика, были из команды «Сталинграда». Оператор, грим, костюмы и все-все-все. Ты знаешь, они все оказались художниками. Стоило нажать правильные кнопки, и они с радостью пошли за мной в зону, в которую, как выяснилось, всегда хотели. Они совсем не тянули меня назад и не предлагали как-то сделать проще, понятнее народу. Включая продюсеров.

Бакур, ты здесь единственный, кто взял на себя продюсерские бразды правления. А это другого рода ответственность. Ты не можешь сказать, что возникли какие-то нехорошие дяди с мыслями только о деньгах, которые выжали из тебя что-то, чего бы ты не хотел делать. Ты и есть в роли этого дяди.