Взгляд сквозь пальцы - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арифуллина cтр.№ 25

– Ма-а-ам! А тренировка?

– Пропустишь один раз. Давай галопом, никуда не заходи. Дома все объясню.

Пока дочь не вернулась домой, я не находила себе места. И, едва она пришла, сразу выложила карты на стол.

– Слушай и не перебивай. Завтра никто никуда не идет и вообще из дома не выходит. Меня включили в бред – помнишь, как тогда?

Зрачки у Дашки расширились, она медленно кивнула.

– Пока его не найдут и не… изолируют, у нас осадное положение. Твоя задача – занять Катьку, чтобы она не напугалась и ни о чем не подозревала. Испеките печенье, нарежьте теми формочками, которые на Новый год достаем. Придумай что-нибудь еще. Макса я выведу. За мной могут приехать в любой момент, когда – не знаю. Я тоже не выхожу без крайней необходимости. Если уйду или уеду, то позвоню. Все понятно?

– Мам, а он очень опасный?

– Очень. Его ищут, но пока не нашли. Макс, гулять!

Любая собака предпочитает гулять без поводка, и Макс обиженно трусил рядом. Но я не собиралась отстегивать карабин на ошейнике. Еще не хватало гоняться за черной таксой в густеющих сумерках. А слушается меня он все хуже и хуже.

Думай, думай, только это может тебе помочь… Что говорил Гурген, покойный – да нет, убитый тобой Гурген?

«В стае перестаешь думать, делаешься ее частью. Даже если не хотел перекидываться, это само получается. А у стаи одно стремление: догнать и разорвать, особенно если кто-то убегает…»

Люди опаснее собак, так пусть они станут собаками. Стая бросается за бегущей жертвой, и человеческий разум отключается, в стае перестаешь думать, – говорил Гурген. Он не успел или не захотел сказать мне больше, значит, надо выжать все из имеющегося. Учуяв бегущую жертву, оборотень, помимо своего желания, перекидывается в зверя и бежит, покуда ее не догонит… и не разорвет. Когда я побегу, те, кто «ведет» меня в темноте, бросятся следом – и у меня появится шанс. Оборотень в человеческом теле помнит о сожженном Гургене. В собачьем теле стая не даст ему использовать человеческий разум и память. Если оборотни будут нападать поодиночке, страхуя один другого, мне конец, не надо себя обманывать. Значит, надо сделать так, чтобы они напали стаей и чтобы вокруг не было людей. И делать это надо немедленно, пока можно перехватить инициативу. Защищаясь, войны не выиграть. Что говорит стратагема одиннадцатая – «Пожертвовать сливой, чтобы спасти персик»? Побеждает тот, кто использует свои сильные стороны против слабостей противника.

Стоп. Я не читала «Сунь-Цзы», только слышала об этом трактате. Кто вложил мне в голову эти мысли? Кицунэ, конечно. Блестяще образованный попался мне оборотень. Или я ему попалась? Что бы там ни было, сейчас наши цели совпадают. Я хочу остаться в живых, ему нужно сохранить шанс на перевоплощение. Мы на одной стороне фронта – к счастью.

– Макс, домой!

Я подкрепила команду рывком поводка, и Макс угрюмо повернул к подъезду. Напрочь игнорируя меня, он простоял в коридоре, пока его не позвала из кухни Дашка.

Доктор Вернер, на выход. В сумке пистолет, скотч и пластиковый пакет. Мобильник, ключи, хирургические перчатки, немного денег – по карманам ветровки. ПИН-код карточки забит у Дашки в телефоне, выучен наизусть – с обязательством никому никогда – никогда, никому! – его не сообщать. Наверное, стоит написать завещание, если вернусь живой. Вот только завещать нечего – кроме почти призрачных прав на деньги, вложенные в непостроенный дом.

Со двора я посмотрела на окно нашей кухни. Занавеска в красно-белую клетку пропускает свет, но больше ничего не видно. Там, за занавеской, все, кого я люблю, – кроме Генки.

«Мы тебя достанем, сука! И тебя, и щенков твоих!» – сказал рыжий. Наверное, он никогда не пробовал отнимать у суки щенков. Пока я жива, с Катькой и Дашкой не случится ничего плохого.

Я ушла, не оглядываясь. И на первом же перекрестке за мной увязался потрепанный грязно-рыжий пес.

Вся набережная от городского пляжа к парку была заставлена торговыми палатками. У памятника десантникам с бетонной эстрады мэр заливался соловьем о «бесценной родной земле, щедрой и прекрасной, омываемой морем». Слушать дальше я не смогла: затошнило, будто съела натощак банку меда. На мой взгляд, мэру был необходим другой спичрайтер, но кого интересовало мое мнение… Рядом с ним стояла вся городская верхушка: торжественно-постные лица, дорогие пиджаки… А вот и наш Пахан в белом льняном костюме. Голубая рубашка подсвечивает благородную седину – вкус у него есть, ничего не попишешь.

Лавируя в толпе, я вспоминала: что мне известно о нем? Неплохой когда-то хирург, оказавшийся сметливым администратором, грамотно рассчитывающим на много ходов вперед. Новый корпус больницы был построен пять лет тому назад, на открытие приезжал губернатор. Фотография в кабинете: красотка с ножницами на подносике, профессионально лучащиеся улыбкой мэр и губернатор – и он, в белом халате, на фоне красной ленточки. Тот же снимок, но с другим ракурсом – на первой странице местной газеты. Он же, но в меньшем размере – на третьей странице «Известий». Правда, треть палат платные, ну, это дело житейское. Потом благотворительный фонд для детей-инвалидов – «Милосердие», что ли? Лицо фонда – знаменитая теннисистка, увезенная отсюда в дошкольном возрасте. Потом много еще чего: в России по-прежнему все тайна и ничего не секрет. А потом дом-призрак, похоронивший нашу мечту о своей крыше над головой. Нашу и многих других – да, и Татьяны-моряны, отсюда она и шагнула вниз, обмотанная цепью. Как там она передавала его слова: «Будешь вякать – тебя и не найдет никто».

А вот я нашла.

Я вспомнила ЭТО и почувствовала, как желудок подступает к горлу. Пришлось купить маленькую бутылку минералки в ближайшем киоске – по цене полторашки, ради праздника.

Праздник кипел вокруг – закрытие сезона, День урожая, время подводить баланс, подсчитывать доходы. Все, кто обслуживал отдыхающих, сдавал им жилье, продавал всякую нужную и ненужную дрянь, – все толкались вокруг, покупали у таких же, как они, мороженое и сахарную вату по тройной цене, пели караоке, узнавали, как дела у приятелей и родни. Конец путины…

Я чувствовала себя совершенно чужой и одинокой в этой толпе. Одни люди приезжают сюда отдыхать и тратить деньги. Другие, местные, на них зарабатывают. Я не относилась ни к тем, ни к другим. Праздновать мне тоже было нечего. А сейчас я стала живцом, на который клюнет добыча.

Они должны быть здесь. Рыжий «вел» меня чуть ли не от самого дома, особенно и не скрываясь. Потом отстал – может, передал другому? Или начал лучше маскироваться?

Порой на глаза попадались бродячие собаки, но они, кажется, были просто собаками, такими же довольными и расслабленными, как и люди, щедро делящиеся жестким шашлыком и недоеденными пирожками в обмен на пару благодарных взмахов хвоста. Ешь, дорогой, сегодня праздник!

Темнота начинается в полуметре от фонарей, окаймляющих набережную, сразу же за подстриженными кустами самшита. От собачьего нюха не спрячешься. А если он соединен под собачьей шкурой с человеческим разумом? Оборотни где-то рядом. Я их не вижу, но мне этого и не надо – пока. Главное, чтобы они видели меня.